Утром ревели серебряные трубы, блистали золотые щиты, мечи, --утренняя заря была ликующей битвой. А теперь от росистой травы, от темных сосен, иссохших на дневном жаре, от гравия и мраморного сатира, над которым затанцевал уже вечерний фонтанчик мошкары, плывет к озаренному небу тихая музыка, скрипичный концерт.
Пели скрипки и в груди бакалавра. И была от них печальная сладость. Как будто прошли века, и все прощено, все забыто -- звон мечей и щитов, кровь, битвы, обиды, обманы, -- или не проходили, не было вовсе веков, а все стоит упокоено и недвижно в озарении вечного вечера.
-- Любовь, -- улыбнулся Кривцов. -- Любовь -- камень мудрости...
"Любовь" -- пело в его груди, когда он шел к канцлеру через круглое зало. Счастливо светилось худое лицо, синие глаза стали лучистыми, ясными.
Он толкнул дверь в кабинет, дрогнул слегка: перед ним -- широкая черная спина графа Феникса. Черный бархат наморщен от подмышки к подмышке, над воротом белая лысина.
"Вот он, обманщик, -- без злобы, даже с жалостью подумал бакалавр. -- Вертится, бормочет, ярится, а кого обманет, когда так ясно, что вечный вечер над всеми, незаходимая заря, Феличиани, любовь".
С кроткой усмешкой он коснулся плеча Калиостро:
-- Почтенный кавалер, вы увлечены сплавом... Не ошибка ли это?.. И надобны ли еще услуги мои в вашем путешествии к золотому руну?
Рассеянный взгляд графа скользнул по его лицу.
-- Мой друг, вы только взгляните, -- небывало ласково сказал Калиостро. -- Сияет, сияет...
Вечернее солнце, повеяв последним светом, облило высокую стеклянную урну.
-- Вы правы, почтенный кавалер, сплав сияет, как лучшая медь, -- улыбнулся бакалавр, подумав: "Обманщик обманутый".
Калиостро рассеянно сунул ему под нос тяжелую табакерку.
-- Угощайтесь, мой друг.
-- Благодарствую, я не нюхаю.
"Ослабел маг, мягок, лик бледен, -- оглядел Кривцов графа... -- А камень-то философский, господин маг, уже найден..."
-- Мой друг, но сплав не остывает, -- приложил Калиостро пухлую ладонь к колбе. Его заерошенные брови жалобно сжались, и он так посмотрел на Кривцова, точно у него искал помощи:
-- Мне даже кажется, он стал горячее. Едва теплым было стекло. Кривцов сказал:
-- О нет, почтенный кавалер, ваш сплав охлаждается.
-- Не правда ли? Благодарю вас. Вы можете идти... Я один буду ждать первого кристалла, мне кажется, мне ка...
Кривцов поспешно вышел из кабинета.
-- Мне кажется, что тут действительно золото, -- договорил граф уже себе самому.
А бакалавр вбежал на антресоли. Он вспомнил, что Жако и Жульен увезли в карете восковую куклу, механическую Beнеру. Там, в верхних покоях, в дальних горенках, -- Феличиани одна.
По лестнице навстречу бакалавру спускался дворецкий Африкан с зажженным канделябром.
-- Amore, Amore, -- тихо смеясь, затормошил Кривцов старика.
-- Да пустите вы, сударь, пожару наделаете. С ума посходили... То козлом прыгаешь, то воешь... Перья скрыбут, в стеклянных горшках варева кипят, боярин спозаранок по городу гоняет -- как есть гофшпиталь для умом скорбящих.
-- Amore! -- крикнул бакалавр и мраморному Сократу, -- Дедушко плешивый, -- любовь!
В графские покои дверь приоткрыта. Сердце бакалавра заколотилось: "Чего я боюсь? Там ты, любовь, мечта". И вступил в прихожую, и тут же наткнулся на медную попугайную клетку.
А в клетке, сгорбившись в желто-зеленой ливрее, сидит на корточках носатый Жульен. Дико взъерошены перья, вертит клювастой головой, насмешливо крикнул:
-- Прочь, дурак, прочь! Кривцов толкнул клетку ногой.
-- Почудится тоже подобная нечисть...
Попугай закракал, -- забился о прутья, ломая костлявые крылья.
Третья дверь, дверь Санта-Кроче, любви, мечты, философского камня, -- растворена настежь.
В покое Феличиани горит свеча, брошена книга на кресла, точно тут только что были. Но Феличиани не видно... А, вот она, на высокой постели, укрыта с головой лебяжьим белым покрывалом, оно чуть подымается от дыхания.
-- Госпожа моя, радость, сударушка! -- прислушался Кривцов к ровному дыханию спящей.
-- Проснись, я пришел.
Дрожа от щемящей сладости, он стал отнимать покрывало с ее лица.
-- Ты сказала три буквы -- А, М, О. -- а я отвечаю...
-- Ре-ре-ре, -- вдруг прохрипело с постели. Покрывало заежилось, откинулось, и голый Жако, -- косматая обезьяна, бурая шерсть, плешины на заду, хвост облезлый, -- выпрыгнула на постель, полезла, кривляясь, к потолку по шпалерам.
-- Амо, амо,-- бессмысленно повторил Кривцов.
-- Ре-ре-ре, -- оскалилось чудовище, сорвало с гвоздя шляпу, -- швырнуло.
-- Обман!-- вскричал бакалавр, выхватив шпагу из ножен. Обезьяна вскочила на окно, перелетела в чулан Калиостро.
Трости, треуголки, башмаки, связки тяжелых бумаг, болванки для париков бомбардировали Кривцова. Попугай закружился вокруг его головы, норовя клюнуть в темя. Обезьяна запустила дубовым стулом. Бакалавр защищался шпагой.
Тут откинулась крышка сундука, -- с визгом выскочила оттуда Санта-Кроче. Кривцов ударил куклу эфесом по голове, треснули черепки, жалобно звеня полопались пружины и Санта-Кроче упала навзничь в сундук, зазорно кинув кверху восковые ноги.
ВОЛШЕБНЫЙ ИСПАНСКИЙ ПЛАЩ
Преданья старины.
Со шпагой в руке, -- рыжие волосы вздыблены, бакалавр вбежал в кабинет канцлера.
Подперев кулаками щеки, Калиостро смотрел на остывающий сплав.
-- Где Санта-Кроче? -- задыхаясь выговорил бакалавр.
Граф что-то бормотал, склонясь над колбой.
-- Калиостро, я спрашиваю тебя, где Санта-Кроче?
И ударил графа по плечу эфесом. Калиостро содрогнулся, оглянулся, оскаленный.
-- Нападение! На безоружного! Варвар, что тебе надобно?
-- Санта-Кроче...
-- Тебе нет дела до нее, московит...
-- Я не выпущу тебя, Калиостро, я убью тебя, если ты не скажешь, куда спрятал Феличиани.
Дрожа с головы до ног, он подступил к магу, острием шпага коснулся его двойного подбородка.
Калиостро косолапо и медленно отступил. Под нависшими веками сверкнули, погасли глаза.
-- Вы обезумели, господин секретарь, что вам надобно?
-- Истину.
-- Истину? Но вы видели ее еще на Гороховой, в гостинице. Я вожу мою истину в дорожном сундуке.
-- Не издевайся! -- взмахнул шпагой Кривцов. -- Твоей кукле я размозжил голову... Где живая?
-- А, так вы знаете мой маленький секрет?.. Хорошо... Я скажу, где живая Санта-Кроче, если вы не будете угрожать... Дайте мне сесть... Видите ли, история эта... Да садитесь же и не держите шпагу так близко предо мной, я не могу повернуть головы... История живой Феличиани очень любопытна... Успокойтесь, молодой кавалер, я ее не прятал, больше того, она...
Граф Феникс прищурился и поманил кого-то согнутым пальцем из-за спины Кривцова:
-- Феличиани, поди же сюда.
-- Она тут? -- метнулся бакалавр.
-- Да вот она, за вами.
Кривцов оглянулся. Калиостро мгновенно вырвал шпагу.
-- Так будет покойнее, любезный кавалер. Теперь будем вести наш диспут.
Граф развалился в креслах, играя отнятой шпагой. Сталь сверкала, выгибалась дугой.
-- Попрощайтесь навсегда с Санта-Кроче. Вчера ночью я переплавил ее в золото. Феличиани уже остывает.
Слезы горечи, ярости потекли по впалым щекам бакалавра...
-- Как, вы плачете, мой бедный друг?.. Допустим, что я обманул вас, допустим, что поступок с вашей шпагой предательский, допустим даже, что я лжец, но скажите, кавалер, что есть истина? Разве более привлекательна истина, которую вы обрели в темной каморке: чахлую Венеру, всю в морщинах... Уверяю вас, у нее старая и дряблая кожа... Ваша мечта оказалась изнурительной чахоткой. Моя Санта-Кроче прекраснее той, живой, хотя она из воска и на шарнирах.