Так что Дарья Дмитриевна хозяйством вообще-то не занималась, но сегодня день был особенный: нынче стукнуло ей немного-немало пятнадцать лет. И дядюшка приехал без предупреждения, чтобы обрадовать её, и тётушка должна к выходным вернуться, вместе с маленьким кузеном Алёшенькой, а в воскресенье в честь сего радостного события приглашены были гости, и будут танцы. Ещё не минуло и года, как дядюшка на Рождественском куртаге представил её императрице. Государыня Дарью Дмитриевну приласкала и потом непременно отмечала её участие в балетах и спектаклях, которые давались в разных известных домах… А ещё сегодня в дом Мелиссино приехал никто иной, как Денис Иваныч Фон-Визин. Дарья Дмитриевна не могла и припомнить, сколько лет знала его: Денис Иваныч был воспитанником гимназии при Московской Академии наук, коей директором служил родной брат её дядюшки Иван Иваныч Мелиссино. Иваном Иванычем он был и представлен в их доме как любимый ученик и весьма положительный человек. Дарья Дмитриевна и Фон-Визина полюбила крепко, ну, как было не полюбить такого смешного и толстого щеголя и модника, обожавшего кружева и манжеты, сытную и жирную еду, и таявшего от блаженства, при поглощении неимоверного количества всяких сладостей и десертов! А сколько новостей Денис Иваныч приносил в их дом! Как остроумен и весел он был, как без натуги смешил её до упаду, изображая в лицах всякие комические истории, случившиеся при дворе! Его ехидные и колкие стишки носились по Петербургу и Москве, и обратной дорогой залетали в дом Мелиссино, и очень веселили всех домочадцев. Служил он секретарём при Иване Перфильиче Елагине в Кабинете «при собственных его величества делах, у принятия челобитен». Ну, а как назначен был Иван Перфильич директором императорских театров и музыки (чиновников у государыни было не столь много, и все они соединяли в себе деяния министров различных ведомств в самых неожиданных сочетаниях), то Денис Иваныч настолько этим делом заинтересовался, что и Дарью Дмитриевну заразил, и Андрея в театр привлёк, чтобы на сцене всякие превращения и провалы делать.
И приехал он сегодня не с пустыми руками: Денис Иваныч привёз, наконец, черновик своей пьесы «Бригадир». Дарья Дмитриевна давно его просила об этом, да Фон-Визин всё отшучивался, да отговаривался, а сегодня вот в честь её рождения принёс. Она сидела на софе в гостиной и слушала его, почти перестав дышать. Вошёл Пётр Иваныч, за ним, словно тень, Андрей. Дарья Дмитриевна вскочила, потащила за руку, усадила дядюшку рядом с собой.
— Вы только послушайте! Рассказывайте, Денис Иванович! Ну, пожалуйста!
— Извольте… — послушно продолжал Фон-Визин. — У того Бригадира и Бригадирши сынок есть. Тем и знаменит, что в Париже побывал… Но славны бубны за горами, а кто своих ресурсов не имеет, тот и в Париже проживёт, как в Угличе… И приезжает семейство это в гости к Советнику с Советницей, да не просто так, а сватать Сына своего за дочь Советникову… Помилуйте, Дарья Дмитриевна, ничего глупее нет, чем свои пиесы пересказывать! Давайте лучше представим дядюшке Вашему те сцены, что уже написаны, хотите?
— Конечно, хочу! Сейчас мы быстро всё устроим… — Дарья Дмитриевна вскочила, закружилась вихрем по комнате. — Только Вы, дядюшка, в это кресло садитесь, мы с Денисом Иванычем тут встанем… А ты, Андрей, рядом с дядюшкой устраивайся, тут каждое слово ловить надобно, в каждом свой смысл имеется… А сейчас мы так сделаем… Я буду, женские роли представлять, Советницу да Бригадиршу, а Вы, Денис Иваныч, — мужские…
Фон-Визин в знак покорности приложил руки к своему сердцу.
Ах, как любила Дарья Дмитриевна эти представления! В балетах и спектаклях, что она устраивала для родных, разве что мыши, которые в изобилии водились в домашних чуланах, не участвовали… Другой раз она и всех дворовых тащила в гостиную, которая превращалась ею в театральную сцену. Дядюшка не препятствовал ей в этом, вспоминая и свои спектакли в Шляхетном корпусе, которые давались воспитанниками для увеселения императрицы Елизаветы Петровны. Он и в театре знал толк, а племянница его в деле этом так преуспела, что её и в другие дома стали приглашать при постановках всяких представлений, коими тешила себя столичная знать, изображая на импровизированной сцене жизнь греческих героев или всяческие моралите…