— Ничего, зато мы сбили дядиных гончих со следа! — с удовлетворением заметила Люси. Во всяком случае, сказать она хотела именно это, но зубы у нее так стучали, что можно было подумать, она говорит по-турецки.
При виде водопада у нас перехватило дыхание, но не от холода, потому что холода мы уже почти не чувствовали, а от удивления. Перед нами в лунном свете искрился водопад застывших на морозе остроконечных сахарно-белых сверкающих ломких копий, а над ним сияли миллионы ярких, похожих на крошечные бриллианты звездочек, и где-то в глубине этого сказочного царства приглушенно звенел и хныкал ручей, точно дитя, недовольное тем, что его слишком рано уложили спать. Залитые лунным светом пустынные горы вокруг могли показаться не только прекрасными, но и угрожающими, хотя сейчас небо совсем прояснилось, хищного вида темные облака умчались прочь, и окружавший нас мир выглядел почти безмятежным.
— Теперь уже совсем близко, — сказала я, стараясь немного подбодрить девочек.
Тропа к пещере Бруно немного заросла, так что я не сразу ее отыскала. Но уже минут через пять мы вышли на поляну перед пещерой, весело болтая о том, что скоро можно будет немного согреться и…
— Ш-ш-ш! — Люси предостерегающим жестом подняла руку.
Мы остановились.
— Что там такое? — шепотом спросила Шарлотта.
Я повернулась и прислушалась, потому что мне тоже показалось, что из пещеры доносятся какие-то необычные звуки.
Это был… храп! Ошибиться было невозможно… Мужской храп, и, надо сказать, весьма громкий. Мы опоздали! Пещера была занята. Люси в ужасе посмотрела на меня.
— Что же нам делать? — прошептала она.
Но ответить я не успела: стоило ей произнести эти слова, как храп прекратился, мужской голос проворчал что-то невнятное, и из пещеры послышался вопрос:
— Кто здесь?
Глава четвертая
Мы перепугались насмерть, даже дрожать перестали. Шарлотта стиснула мою руку, словно примерзла к ней, а мне уже мерещились разбойники, грабители, головорезы, которые, сверкая глазами и размахивая ножами и пистолетами, несутся к нам. Мы так и застыли на месте, точно каменные изваяния.
Через некоторое время в пещере кто-то завозился, шурша подстилкой из сухих листьев, и еще один мужской голос спросил:
— Ну, что там еще случилось, дубина ты стоеросовая? — Голос был ясный, звучный, так обычно говорят актеры со сцены. В общем, очень выразительный голос. И довольно добродушный, в нем даже слышался затаенный смех. — Тебя что, блохи заели? Чтобы справиться с блохой, дорогой мой Макс, ее нужно всего лишь раздавить ногтями. И она тут же беззвучно отбудет в мир иной. Даже надгробных речей произносить не потребуется. Так что не стоит вызывать блох на поединок или грозить им арестом.
— Но, доктор, я слышал чей-то голос, — возразил его собеседник. — Там кто-то есть, кто-то крадется к нашей пещере!
— Чепуха! Я уже несколько часов лежу без сна и размышляю о собственной судьбе, но ничего за это время не слышал, кроме твоего мелодичного храпа, похожего, кстати, на звуки тромбона. Тебе, видно, снились аплодисменты, крики «браво» и «бис», которыми завершится завтра наше представление? Ложись-ка лучше снова спать, Макс, да похрапи еще немного.
— Что ж, возможно, вы и правы, доктор, но я действительно слышал, как…
И в пещере вновь стало тихо, затем опять послышался громкий храп, и мы вздохнули с облегчением. На цыпочках мы убрались с поляны и вернулись на тропу у водопада. Там мы уселись на здоровенный (хотя и совершенно ледяной) валун и принялись шепотом обсуждать сложившееся положение.
— Что же нам теперь делать? — спросила Люси.
— Кто они такие? — спросила Шарлотта.
— Откуда же Хильди знать, кто они такие, глупышка? — возразила сестре Люси. — Очевидно, разбойники.
— А второй говорил о каком-то представлении, — заметила Шарлотта. — Так, может, они просто актеры? Тогда они не причинят нам вреда и даже, возможно, позволят остаться вместе с ними в пещере!
Я тоже так думала. Но разве можно знать заранее? Да и актеры, странствующие комедианты, циркачи — народ ненадежный; у них все сплошные фокусы и смена обличий. Они у нас часто останавливались в «Веселом охотнике» и порой платили нам фальшивыми монетами, с которых слезала вся позолота, стоило повозке этих трюкачей скрыться из виду. А иной раз мы обнаруживали, что наши добротные льняные простыни в результате какого-то ловкого фокуса за одну ночь превратились в латаные ситцевые тряпки. Нет, голоса тех людей в пещере звучали вполне безобидно, но я им все равно не доверяла.