Теперь перехожу к последующим событиям.
Хорошо зная правы преступников, я вполне готов был предположить, что и данный преступник, то есть доктор Каламатипси, непременно попытается вернуть кунсткамеру себе, а потому приказан констеблю Винкельбургу спрятаться в каптерке и потушить там свет, чтоб была полная темнота. Сам же я спрятался в ближнем шкафу, держа наготове дубинку. Ждали мы, по всей видимости, несколько часов.
И вскоре наше напряженное ожидание было вознаграждено.
Воспользовавшись некоей весьма искусной, должно быть иностранного производства, отмычкой, упомянутый негодяй, доктор Канакадески, проник в полицейский участок прямо через парадную дверь. Как сказано выше, я ожидал, что он придет, ибо хорошо знаю нравы преступников, но вот чего я совсем не ожидал, так это того, что вместе с ним в участок заявится некая весьма юная особа женского пола. Я в точности записал их разговор. Тут мне можно полностью доверять, поскольку в полицейской академии я был награжден памятной грамотой Эрнста Стаффельбаума за особые успехи в тренировке памяти.
Ниже приводится дословная запись их разговора:
ОНА. Удивляюсь я на вас, доктор Калакабитси! А я-то думала, что вы честный!
ОН. О, ну конечно! Я целый день могу быть честным.
ОНА. К сожалению, сейчас зима, и дни очень короткие!
ОН. Именно поэтому зимой я менее честен, чем летом. А теперь давай-ка вызволим мой шкаф да уберемся с ним вместе куда подальше отсюда.
ОНА. Но, доктор, я же вас собственными глазами видела! И теперь вынуждена сделать вам строгое внушение. Когда тот человек наклонился и стал смотреть в окошечко, а я, как вы велели, принялась мазюкать ему физиономию всеми красками, какие были под рукой, и пока там палили из всех пушек, вы ему карманы и обчистили. Я своими глазами видела! И этого вы не можете отрицать!
ОН. Действительно, не могу. Вот у меня его кошелек, и я очень рад тебе это сообщить.
ОНА. Ну, так это очень даже дурно с вашей стороны!
ОН. Видишь ли, публика — существо нервное, трепетное. Ей нужно помочь, подтолкнуть ее, чтобы она сделала свой вклад в поддержку такой замечательной, чудесной вещи, как моя кунсткамера.
ОНА. Нечего оправдывать свое воровство с помощью красивых слов о поддержке! Я очень вам благодарна за то, что вы мне помогли, но вы — человек дурной и бесчестный! И уж я бы ни за что не согласилась стать вашей помощницей, если б знала, что это приведет меня к совершению деяний преступного характера.
ОН. Весьма мудро. А теперь давай-ка вытащим мою кунсткамеру, пока эти два полицейских временно покинули служебное помещение.
ОНА. А вы потом поможете мне спасти Шарлотту?
ОН. Помогу. А теперь держи фонарь повыше, а я попробую поднять шкаф.
И тут я, воспользовавшись подходящим моментом, выскочил из своего укрытия, желая воспрепятствовать действиям негодяя. К несчастью, я, когда прятался, не заметил, что в шкафу присутствует пустое ведро, и попал в него своей левой ногой, в результате, выпрыгивая из шкафа, я грохнулся на пол да еще и шлем погнул. Придя в себя, я поднялся на ноги и заявил мерзавцу:
— Доктор Кракавипси, именем закона я вас арестую!
Но, к своему удивлению, я увидел, что тот, к кому я обращаюсь, вовсе не доктор Карамолести, а агент секретной службы Венеции, лишь притворяющийся упомянутым доктором. Он сердечно поздоровался со мной, называя меня по имени, и я на какое-то время утратил уверенность в том, что веду дело в полном соответствии с Уставом полицейской службы, поскольку подобные случаи там не описаны. Но тут я заметил лежащие на полу башмаки констебля Винкельбурга. Да и сам он тоже лежал на полу. Похоже, он заснул, находясь на посту! Я просто глазам своим поверить не мог! Разбудив его, я, разумеется, сделал ему строгое внушение и благодаря этой неожиданной передышке сумел быстро и четко оценить ситуацию. Воспользовавшись знаниями, полученными в полицейской академии, я сумел прийти к выводу о том, что венецианский секретный агент и доктор Каналаррести — это одно и то же лицо, и один из них просто использует обличье другого, точно на маскараде, таким образом нарушая закон. У меня не было иного выбора: мне пришлось воспользоваться той властью, которой я облечен. Я заявил упомянутому преступнику, что арестую его, и решил предостеречь его от возможных последствий — в точности, как изложено в Уставе.