Я тщетно попытался устроиться поудобнее. Мелькнула даже мысль спихнуть на пол воскового Романова, или из чего он там сделан, но я сдержался. В конце концов, негоже так обращаться с самодержцем. Да и вдруг он мой будущий тесть.
Минут через двадцать мы выехали за город. Карета бодро подпрыгнула на первом же ухабе, и моя филейная часть на бархатной подушке почувствовала некоторое неудобство. После третьей кочки она уже вовсю протестовала против нашего путешествия.
Я вытащил подушку из-под страдающей части тела и придирчиво осмотрел. Она была невероятно красивой, но при этом не в меру тонкой. Я стащил со скамьи вторую и тоже подложил под себя, но это не слишком-то помогло. Подушки вели себя в точности как девушки: они считали, что, если ты достаточно красив, иметь еще какие-то достоинства необязательно.
— Что, задница болит? — поинтересовался мой добрый друг Каладрий, незримо восседающий на спинке. Я не стал проверять, насколько у кучера передовые воззрения на провоз домашних животных, и попросил демона принять нематериальную форму.
— Да иди ты, — огрызнулся я.
— А надо было нанимать нормальную коляску, а не выпендриваться. — Голубь, похоже, решил преподать мне урок финансовой грамотности.
— Тебя забыл спросить.
Зато Игорь не испытывал никаких неудобств. На лице кузена играла мечтательная улыбка. Думаю, даже если бы нам дорогу перебежало стадо динозавров, дующих в тромбоны, кузен в мыслях о Настасье ничего бы не заметил. По крайней мере, если бы эти динозавры не были мертвыми.
В конце концов, мне это надоело.
— Ну-ка слетай, клюнь кучера, — приказал я Каладрию после очередного особо болезненного ухаба. Голубь недовольно нахохлился, но полетел исполнять.
Резкая остановка и вскрик: «Ай!» ознаменовали, что мой план увенчался успехом. Выбравшись наружу посреди загородной дороги, я подошел к кучеру. Тот недоуменно озирался по сторонам.
— Почему встали? — спросил я.
— Простите, Ваше Сиятельство. Птица на меня налетела.
Вид у кучера при этом был такой, как будто он рассказывал не про птицу, а про целого птеродактиля.
— А, ну это бывает. А чего ты такой испуганный, чуть ли не крестишься?
— Так это… — Кучер запнулся. — Я ее шуганул, думал, улетит. А она в воздухе растворилась!
Я пристально посмотрел на кучера. Под моим взглядом он сжался, понимая, какую чушь только что сморозил.
— В воздухе? Ты сам-то себя слышишь? В каком еще воздухе? За езду в пьяном виде на каторгу отправляют, между прочим!
— Не пил я, Ваше Сиятельство! — испугался кучер. — Вот вам крест, в воздухе! Хотя, может, и показалось… — Кучер окончательно поник.
— Ладно, улетела она, наверно. — Я сменил гнев на милость. — Раз уж мы все равно вышли, скажи мне вот что. Нормальные подушки в этой карете есть?
— А чем же вам эти не нравятся? — изумился кучер. — Бархат, золото — все, как заказывали. Вручную вышиты. Красиво же!
— Вышиты, но на них же сидеть невозможно! При всем своем бархате они никак не… — Я попытался подобраться слово. — Амортизируют мою филейную часть.
Словесная конструкция оказалась для кучера слишком сложной. Он потерянно хлопал глазами.
— Но красиво ж, Ваше Сиятельство…
— Ладно, а бюсты Романова можно куда-нибудь убрать? Там из-за них даже сесть толком некуда!
— Его Величества⁈ — Кучер чуть с козел не рухнул от возмущения. — Да как же ж это… Это ж сам Император! Специально заказывали у скульптора. И красиво же!
— Да, но зачем они там нужны? Ладно. — Я вздохнул. — Но в окно хоть можно посмотреть? Я даже штору нормально отодвинуть не могу. Она куда-нибудь убирается?
— А зачем ее отодвигать? — удивился кучер. — Это ж парча. Вышита вручную…
— Да-да, наверняка нитью из хвоста единорога, — перебил я. Потом вспомнил Бусю и решил, что ни одна швея не станет подвергать себя такой опасности. — Но как ее убрать? Я не могу ее все время держать, чтобы смотреть на дорогу!
— Но зачем? Красиво же, — в который раз ответил кучер. Он явно считал это условие необходимым и достаточным.
— Но неудобно!
Кучер воззрился на меня с потерянным видом человека, который давно перестал понимать, чего от него хотят. Слова «удобно» не было в его лексиконе, только «красиво».
— Ладно, черт с ними со шторами, пусть будут. А почему мы на каждом ухабе так подпрыгиваем? — Я сделал последнюю попытку достучаться до кучера. — Ни одну коляску, которую я нанимал, так не трясло!