ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ
__—-
ставляла 100%, собственно говоря, довольно скоро и успешно прекращена была еще задолго до приезда Лорис-Меликова стараниями астраханского губернатора Н.Н. Биппена и правителя его канцелярии Д.В. Чичинадзе2. Надо отдать им полную справедливость в их неусыпных и разумных трудах по этому делу.
Честный слркбист, всегда очень заботливый, деятельный и энергичный, Биппен был вместе с тем крайне осторожен, робок и мнителен; его всегда смущало опасение: как посмотрят на то или другое его действие в Петербурге? В этом отношении правитель его канцелярии был гораздо решительнее и смелее. При его умении и такте ему удавалось влиять на Биппена и делать многое почти самостоятельно, под ловко обставляемым прикрытием своего начальника, который, ослепляясь решительностью и уверенностью своего ближайшего «помощника», мало-помалу все больше и больше доверялся ему, не имея почти поводов пенять на него за весьма возможные промахи. Чичинадзе, при весьма ограниченном образовании, был очень умный и способный человек и, ворочая в то время всею губернией, как ему вздумается, он тоже, в свою очередь, был чрезвычайно осмотрителен и осторожен. В управлении губерниею, весьма сложном во всех отношениях, он не только тщательно оберегал своего начальника, от которого все же зависел, но и самого себя, всегда чутко прислушиваясь ко всему окрркающему и особенно к «тенденциям» своего министерства и вообще Петербурга. Таким образом, и начальник в лице Н.Н. Биппена, и его ближайший помощник Д.В. Чичинадзе составляли дружный служебный аккорд, что, разумеется, имело свои хорошие последствия и в тяжелое время ветлянской чумы, и в период оздоровления Лорис-Меликовым Астраханской губернии.
При таких условиях не удивителен был блестящий результат прекращения эпидемии, длившейся более двух месяцев только лишь по вине атамана Астраханского казачьего войска, в ведении которого находилась тогда Ветлянка, как казачья станица, — не допускавшего вмешательства губернатора в свои войсковые владения6533.
Вовсе не определенная, строго говоря, до приезда иностранных делегатов, ни по форме, ни по своему происхождению, эпидемия эта ввела в заблуждение 120 врачей наших, перебывавших за два месяца в Ветлянке и соседних с нею станицах и селах, а среди врачей этих было несколько профессоров медицины с громкими авторитетными именами (Эйхвальд, Красовский, Доброславин, Минх и др.)4.
Все эти господа, в сущности, не понимали «ветлянской болезни»654 и обзывали ее научно-гадательными прозвищами: тифом неопределенной формы, остро-заразным тифом, гангренозным тифом, тифозной пневмонией и другими более или менее странными, измышленными кличками.
Лорис-Меликову было бы очень трудно разобраться в этом хаосе показаний, мнений и терминов, тем более что больных уже не было около пяти недель до его приезда (все заболевшие умерли, в том числе три врача-фанатика, несколько фельдшеров), но случай решил иначе... Об этом речь впереди.
Очень хорошо помню, что граф приехал в Астрахань 18 февраля на пароходе, благодаря слишком раннему вскрытию Волги, и не заезжая по пути в Ветлянку, где ему потом пришлось бы отсиживать в карантине и этим совершенно связать себя; помню, что я был при встрече у подъезда губернаторского дома, когда Лорис-Меликов прямо с парохода подъехал к нему вместе с губернатором...
По общему виду граф был все тот же, что и на Кавказе, за 17 лет перед тем: простой генерал без всякого чванства и свойственной большинству генералов деланной чопорности. Он был (соответственно стоявшей тогда теплой, весенней погоде) без пальто, в простом длиннополом драповом сюртуке, с Георгиевским крестом в петлице и с черкесскою (по-кавказски) шашкою через плечо.
Наружность его тоже мало изменилась: только вместо бакенбард он носил рке бороду. Выйдя из коляски, он поспешно и опять-таки очень просто, без всякой помпы, подошел к стоявшему тут же почетному караулу и, наскоро поздоровавшись с ним, принял рапорт и вошел в губернаторский дом, где отведено было для него помещение на все время пребывания его в Астрахани.
Мой отец в чине полковника служил тогда в Астрахани и в день приезда графа был на пристани в числе встречавших его лиц6. За завтраком у губернатора Михаил Тариелович просил начальника губернии откомандировать в его распоряжение, в качестве личного при нем делопроизводителя, молодого чиновника, достаточно знакомого с положением дел в губернии, так как состоявший при графе и приехавший вместе с ним Скальковский имел на своих плечах слишком много работ и забот в это острое, тревожное время. Желая иметь при себе еще одного работника, граф при этом сказал губернатору Н.Н. Биппену:
— Я желал бы иметь молодого, энергичного, с университетским образованием, бойко пишущего и неподкупно честного.
Биппен, близко зная меня по службе при нем, за несколько лет перед тем, в должности помощника правителя его канцелярии, тотчас же назвал меня655.
Переспросив фамилию мою, граф удивленно спросил: не кавказец ли я, как меня зовут? и проч. Узнав по этим данным, что я сын бывшего начальника Самурского округа, спросил у губернатора о моем отце. Губернатор ответил, что он в Астрахани и что был среди встречавших графа на пристани.
— Ах, какая досада! Оказывается, что это я его видел на пристани, но не узнал. Мы с ним старые сослуживцы по Кавказу. Мне теперь очень перед ним неловко, — сказал Лорис озабоченно и, помявшись немного, добавил, обращаясь к присутствовавшей за завтраком супруге губернатора и вместе с тем и к нему самому: — Вы помогли бы мне загладить мою неловкость, если бы позволили сейчас же послать за ним от моего имени...
Губернатор ответил, что ему это тем более приятно, что и сам он находится в лучших отношениях с моим отцом.
Я упоминаю об этом, лично нас с отцом касающемся факте, как для того, чтобы отметить симпатичную черту графа — не забывать людей и прежних отношений, не возноситься в гордыне власти своей и своего высокого положения до неузнаваемости, — так и для того, чтобы сделать понятным наши дальнейшие отношения к графу его к нам внимание.
Встреча графа с отцом моим была самая задушевная. После взаимных приветствий Михаил Тариелович объявил отцу моему, что по рекомендации губернатора избирает меня в помощь своему делопроизводителю. Обратившись затем к Биппену, он добавил:
— Представьте мне его завтра же!..
Через час после того я получил от губернатора собственноручную записку, спешно написанную его красивым, но неразборчивым почерком на оторванном клочке блокнота:
«По распоряжению графа М.Т. Лорис-Меликова вы временно откомандировываетесь от вашей должности в распоряжение его сиятельства для занятий делами ветлянекой эпидемии. Завтра, в 11 часов утра, прошу явиться в мою приемную для представления графу.
Н. Биппен».
На другой же день к назначенному часу я явился во фраке в приемную губернаторского дома, где застал рке ожидавших приема: нескольких врачей и двух сестер милосердия.
Около полудня из кабинета губернатора отворилась дверь, и в ней появился, в сопровождении Биппена, Лорис-Меликов. Заложив руку за борт своего долгополого сюртука, на котором красовался орден Св. Георгия, Михаил Тариелович оглянул все собрание и, уставившись вдруг на меня своими красивыми, выразительными глазами, подошел прежде всего ко мне и, обращаясь к губернатору, а затем смотря на меня, спросил полуутвердительно:
— Ведь это он, не правда ли?
Биппен хотел было представить меня, но Лорис-Меликов шутливо отвел его руку и, подойдя еще ближе ко мне, сказал:
— Не трудитесь... Я сейчас же узнал его по фамильному сходству с отцом... Могу вам представить его как хорошего наездника и охотника... Мы вместе и ездили и охотились на Кавказе... Помните? — обратился он ко мне и, не ожидая ответа моего, любезно подал мне руку и сказал: — Ну, а теперь работать будем вместе... Вы, конечно, знаете, что я избрал вас в помощь моему делопроизводителю?
Я поблагодарил за сделанную мне честь, а Лорис-Меликов, переменив тон на серьезный, добавил, обращаясь ко мне:
— Нам предстоит, как вы знаете, очень серьезное, ответственное дело... На нас смотрит вся Европа... На днях мы ждем в Ветлянку иностранных делегатов. Придется работать не покладая рук... Я уверен, что вы оправдаете мое доверие. Итак, в добрый час!