Закончив свое дело, дождавшись снятия карантинов и пробыв в Астрахани около двух месяцев11, гр. М.Т. Лорис-Меликов, покидая ее и расставаясь со всеми нами, сказал мне в своем кабинете в присутствии губернатора Биппена:
— Ну, теперь к вам, милый, моя последняя просьба: не в службу, а в дружбу... Составьте мне краткий, но обстоятельный исторический очерк бывшей ветлянской эпидемии от самого начала ее вплоть до снятия карантинов и объявления губернии благополучной по чуме.
Очерк этот (обращаясь к Биппену), ваше превосходительство, не откажите прислать мне, а сего друга милого (указывая на меня) не откомандировывайте к его должности до полного окончания им порученной мною работы...
Таким образом, мне пришлось проработать «по чуме» еще около двух месяцев, делая выборки из громадного чумного дела, разросшегося до двадцати двух томов, таких толстейших по объему, что я должен был делать разного рода приспособления и устраивать у своего письменного стола подходящие подставки, чтобы укладывать на них эти толстейшие и потому высочайшие томы и достигать таким путем уровня их с моим столом. Иначе верхняя обложка дела, при нахождении его на столе, была выше головы моей. Очень естественно, что работать при таких условиях было бы невозможно.
Говорю об этом вскользь, как о явлении характерном, наглядно подтверждающем, что даже при самых лучших условиях наша канцелярщина и бумагомания всегда находили и находят место в нашем бюрократическом мире.
По окончании работы моей составленная мною историческая записка «О бывших в 1878—1879 гг. в Астраханской губернии острозаразных эпидемических заболеваниях, оказавшихся восточною чумою» отослана была Лорис-Меликову в Харьков, где он находился в это время, будучи временным генерал-губернатором пяти смежных губерний.
Я не знаю об участи моей записки, но не могу не сказать, что она заключала в себе очень интересный и ценный материал для истории ветлянской чумы. Думаю, что любознательный Лорис-Меликов только потому и заставил меня составить ему эту записку, что история ветлянской чумы представляет собою массу любопытного материала.
ВучетичН. Воспоминания о графе Лорис-Меликове// Исторический вестник. 1902. № 2. С. 967-971.
Печатается с сокращениями.
1 О Н.Г. Вучетиче см. док. N1? 5 и примеч. к нему. После отъезда Лорис-Меликова служил секретарем Управления рыбными промыслами. В 1880—1881 гг. преподавал французский язык в кадетском корпусе в Нижнем Новгороде. Неоднократные ходатайства Вучетича (с 1883 г.) о разрешении на издание журнала отклонялись Главным управлением цензуры.
2 Биппен Николай Николаевич — тайный советник, в 1871 —1880 гг. — астраханский губернатор, председатель Управления рыбными промыслами в Астрахани, с 1880 г. — сенатор; Чичинадзе Давид Виссарионович — в 1879 г. — коллежский асессор, состоящий при Министерстве внутренних дел, управляющий канцелярией астраханского губернатора. В 1892—1906 гг. — один из редакторов «Юридической газеты» (СПб.).
3 Фосс Ксаверий Юлианович — генерал-майор, наказной атаман Астраханского казачьего войска.
4 См. док. № 19 и примеч. к нему.
5 Прокофьев Наум — дворник Артиллерийского училища в Петербурге, у которого в феврале 1879 г. профессор С.П. Боткин ошибочно обнаружил чуму, о чем появилось сообщение в «Правительственном вестнике». Врачебная комиссия признала у Прокофьева сифилис (См. подробнее: Дневник Д.А. Милютина. 1878—1880. Т. 2. М., 1950. С. 120).
6 Вучетич Гавриил Иванович, из черногорских дворян, в 1860-е гг. служил на Кавказе, с 1871 г. — полицмейстер в Астрахани, полковник.
7 См. док. № 19 и примеч. к нему.
8 Пузыревский Борис Осипович — начальник телеграфной станции Астраханской губернии.
9 Сумма ассигнований и затрат на эпидемию точно не установлена: сведения о них самые разные.
10Об этом см. подробнее во вступительйой статье.
11В Астрахани Лорис-Меликов пробыл с 19 февраля до 30 марта 1879 г.
№ 21
«ГРАФ ОБНАРУЖИВАЛ ДЕЯТЕЛЬНОСТЬ ИЗУМИТЕЛЬНУЮ..>
В понедельник, 12 декабря скончался в Ницце граф М.Т. Лорис-Меликов. Эта весть, облетевшая уже всю Россию, несомненно, произвела повсюду огромное впечатление. Перед свежею могилой, быть может, хотя на время смолкнут его враги, затихнет клевета и злоба, и светлый образ этого выходящего из ряду государственного деятеля получит, наконец, справедливую оценку.
<...> Судьбе угодно было поставить меня в близкие отношения к покойному. С января 1879 г. по 4 мая 1881 г. — день увольнения его от должности министра внутренних дел — я был одним из его сотрудников, очевидцем его деятельности во время ветлянской эпидемии, в бытность его временным харьковским генерал-губернатором, главным начальником Верховной распорядительной комиссии, наконец, министром. Я не имею претензии в кратком газетном очерке излагать подробную биографию графа, ни входить в обсуждение его государственной деятельности. Для этого не настало еще время, да и подобная задача мне не по силам. Я желаю пока передать лишь несколько личных воспоминаний о покойном, обрисовывающих эту выдающуюся личность. 24-го января 1879 г. гр. Лорис-Меликов назначен был временным астраханским, саратовским и самарским генерал-губернатором, с обширными полномочиями по принятию мер к прекращению появившейся в Астраханской губернии заразы и с неограниченным кредитом. Будучи командирован министром внутренних дел Л.С. Маковым в распоряжение графа, я представился ему 25-го, а на другой день выехал вместе с ним в числе множества сопровождавших его лиц: военных, ученых, медиков, представителей Красного Креста и др. 28-го мы прибыли в
Царицын, избранный на первое время главною квартирой, и в тот же день случай доставил меня к графу в близкие отношения, которые, как я рке сказал, не прекращались до момента его увольнения от должности министра внутренних дел...
Для прекращения эпидемии в распоряжении графа назначены были несколько казачьих и пехотных полков, пограничная и карантинная стража, генералы из Государственной свиты, флигель-адъютанты, 70 медиков из всех концов России, несколько ученых профессоров разных академий и университетов, отряд Красного Креста, флотские штаб-офицеры, полевой штаб, полевое интендантство, полевые жандармские чины и даже — неизвестно для чего — полевой суд. К этому нркно прибавить еще несколько корреспондентов столичных газет и 22 представителя иностранных государств, присяжных, якобы для изучения характера эпидемии, а в сущности для контроля за нашими действиями.
Вся эта масса народа нахлынула в Царицын сразу. Между тем ни указаний, ни инструкций, ни каких-либо руководительных начал ниоткуда дано не было, никаких кредитов не ассигновано, и все гражданское управление графа состояло из меня и взятого мною, по праву сильного, писца из Царицынского уездного полицейского управления !
Легко себе представить, что за хаос царил, какова была суматоха в первые дни. Мало-помалу, однако, благодаря живым и энергическим распоряжениям графа, конечно, словесным и в крайнем случае телеграфным, вся эта наехавшая толпа была распределена, снабжена и деньгами, и указаниями и разъехалась по местам. Граф обнаруживал деятельность изумительную: с раннего утра и до поздней ночи, не отдыхая ни минуты, он то встречал и провожал приходившие войска, то перенимал командированных в его распоряжение лиц, то выслушивал доклады по разнообразным предметам, то присутствовал в огражденном при нем санитарном комитете, то объезжал различные городские учреждения и заведения и проч и проч. Чуть ли не в день его приезда произошли два оставшихся у меня в памяти эпизода.
Ему представлена была разработанная врачами и одобренная городским управлением инструкция для санитарного оздоровления Царицына. В числе рекомендуемых его мер значилось: «Необходимо ежедневно раскрывать в домах для освежения воздуха форточки и почаще ходить в баню». Между тем во всем Царицыне, начиная с дома, в котором жил граф (лучшего в городе), не только не было ни одной форточки, но и самое назначение их оставалось, по-видимому, неизвестным; что же касается совета посещать бани, то он помещен был в инструкции, очевидно, для красоты слога, так как единственная имевшаяся в Царицыне баня незадолго до нашего приезда была разрушена по распоряжению самого же городского управления... Энергическое «приветствие» графа членам царицынского муниципалитета, вероятно, не забыто ими и до сих пор.