Князь В.П. Мещерский
По делам иностранной политики есть, кажется, перемена к лучшему. Натянутые отношения к соседям уступают место новым сближениям. Но по внутренним делам продолжаются прежние колебания, прежняя нерешительность, прежнее нерасположение давать себе точный отчет в том, что есть, и в том, что было и привело к тому, что есть. Когда механизм дошел до того расстройства, которое у нас всех на глазах, частные починки и поправки недостаточны. Нужна замена некоторых частей новыми. Дело в том, чтобы сознать неизбежность.
У нас горизонты сузились. Злоба дня заслоняет собою завтрашний и следующие дни. Мы склонны распоряжаться казусно, отрывчато, а не органически и последовательно, соображения мелки. Между тем довольно много самоуверенности, или, по крайней мере, довольно мало доверия к чужому мнению. Весьма важно всячески противодействовать распространенному анархистами в простом народе понятию, что на Государя посягают «господа», а не бедняки. Распространение этого понятия прямо ведет, при удобном случае, к резне всего, что не ходит в зипуне, кафтане или сермяге. Раскольники составляют в наше время добрую силу, но несмотря на известный Вам Высоч<ай-ше> утвержденный журнал, поднятый мною вопрос движется туго10. Необходимо также оказать некоторое внимание среднему землевладению, показать некоторую заботу о нем. Между тем м<инист>р финансов, проехавший по России, как будто не видел земли, а видел только фабрики, лавки и ярмарки11.
Извините бессвязность этого письма. Как думалось, так писалось. Прошу передать искренний привет графине.
Душевно преданный Валуев».
Письма П.А. Валуева М.Т. Аорис-Меликову (РГИА Ф. М.Т. Лорис-Меликова (866)). ОпубликованыА.В. Мамоновым в кн.: Россия и реформы. Вып.3. М., 1995. С. 11 — 115.
Валуев Петр Александрович (1815—1890) — граф, министр внутренних дел (1861 —1868), министр государственных имуществ (1872—1879), член Государственного совета, председатель Комитета министров (1879—1881).
1 Тотлебен Эдуард Иванович (1818—1884) — временный одесский генерал-губернатор (1879—1880), генерал-адъютант, военный инженер, участник Севастопольской обороны и Русско-турецкой войны 1877—1878 гг.
2 Гурко Иосиф Владимирович (1828—1901) — временный петербургский генерал-губернатор (1879—1880), генерал-адъютант, участник Русско-турецкой войны.
3 Долгоруков Владимир Андреевич (1810—1889) — князь, генерал-адъютант, московский генерал-губернатор (1865—1891).
4 Чертков Михаил Иванович (1829—1905) — временный киевский генерал-губернатор, генерал-адъютант, участник подавления польского восстания 1863 г.
5 Имеются в виду конфиденциальные письма Лорис-Меликова шефу жандармов А.В. Дрентельну 29 апреля 1879 г. с предложением отозвать от должности начальника Харьковского губернского жандармского управления генерала Д.М. Ковалинского и министру просвещения Д.А. Толстому (см. док. № 23).
6 Карпович П. — публицист «Московских ведомостей», выступавший за последовательную русификацию национальных окраин. И.С. Аксаков (1823 —1886) — идеолог славянофильства, публицист, отстаивающий идею самобытного развития России.
7 Речь идет о старшем сыне графа Валуева Петре, в судьбе которого Лорис-Мели-ков по просьбе графа принимал участие.
8 Клейнмихель Мария Эдуардовна (1846—1931) — урожд. графиня Келлер, хозяйка аристократического салона в Петербурге. Оставила воспоминания: Клейнмихель М.Э. Из потонувшего мира. Берлин., 6. д. <1923>.
9 Т. е. Л.С. Макову и Д.А. Милютину.
10 Продвижению вопроса об отмене административных стеснений раскольников, поднятого Валуевым, препятствовал обер-прокурор Синода Д.А. Толстой, проводивший политику жестких преследований иноверцев.
пГрейг Самуил Алексеевич (1827—1887) — министр финансов (1878—1880).
№ 25
ВЗГЛЯД из подполья
(«Народная воля» о харьковском генерал-губернаторе)
ИЗ ПОЛТАВЫ. Наше полтавское дворянство, как известно, после 2 апреля подало на имя царя адрес, наделавший, до некоторой степени, шума. Я не стану приводить целиком это дворянское произведение, а ограничусь изложением его сути.
Составители адреса, упомянув о великих реформах и славных делах нынешнего царствования и о их воспитательном значении для всего общества и народа, видят слабость правительства в отсутствии дворянско-полицейской организации, которая удесятерила бы силы правительства для борьбы с внутренним врагом. Указав, что подобный союз не будет чем-нибудь новым, так как и Екатерина созывала депутатов, они выражают свою готовность явиться по первому призыву, «когда благоугодно будет повелеть», и обещают действовать «без лицеприятия для своего сословия». Пользу подобного учреждения составители доказывают, ссылаясь на успехи социально-революционной партии в России, что достигается существованием организации в среде членов этой партии и их неизменною верностью друг другу. «Во сколько же раз сильнее будет союз, который образуется свободно, законно и всенародно для истребления врагов тишины и общественного спокойствия». В конце концов, дворянство, как бы извиняясь в собственной дерзости, заявляет, что «только страх за священную особу Вашего Величества был причиной, что и самая мысль наша получила необычное для нее течение».
Это необычное течение дворянской мысли и послужило собственно причиной приезда в Полтаву Лорис-Меликова в конце мая. Самое лакейское прислужничание встретило графа в городе. Городской голова Абаза, очень много либеральничавший до сего, особенно холопствовал перед Лорисом, остановившимся в его доме: Абаза даже лошадь его сиятельства выезживал самолично. Разумеется, все либеральные замашки, вроде спектакля в пользу ссыльных студентов, — были забыты, особливо, когда Лорис, в виде милой шутки, напомнил г-же Абаза, что он имеет право вешать, кого вздумает. Выбился из кожи также полицмейстер Стеблин-Каменский (отец осужденного на каторгу)1, с комической старательностью охраняя особу графа. Солдаты, жандармы, городовые окружали Лориса, словно он шел штурмовать Карс.
Составитель знаменитого адреса Устимович (предводитель дворянства Гадячского уезда) не присутствовал в городе, а потому был вытребован в Харьков для объяснений, которые и были найдены удовлетворительными. Губернский же предв. двор. Мандерштерн получил выговор за то, что его, в самый критический для государства момент, нет в губернии.
Во время пребывания в Полтаве Лорис решил судьбу лиц, участвовавших в панихиде по Михалевичу и Ковальскому2. Один из них, Жуков, успел скрыться. Остальные 7 высланы: Собакарев — в Вельск, Саучинский — в Никольск, Жарко — в Уржум, Попов — в Березовские Починки (деревня в две-три избы, Глаз, уезда, Вяткск. губ.), Левин — в Сургут (Тоб. губ.), Комаровский — в Тару (Тоб. губ.), Кузнецкий — в Иркутск. Все они — харьковские студенты, сосланные за беспорядки на место родины, т. е. в Полтаву. Месяц спустя был арестован и отвезен в Вышневолоцкую тюрьму для ссылки в Сибирь Щетинский, состоявший под следствием по какому-то пустячному политическому делу. Затем сослан в Кадников (Волог. губ.) Рейдер, бывший студент Киевского университета. В последнее время сосланы в Арз. губ. «за оскорбление величества» двое крестьян, ремеслом кожевники.
ХАРЬКОВ. Если Харьков до сих пор еще не видал в своих стенах ни одной смертной казни, то, тем не менее, общие правительственные репрессалии так же сильно дают себя знать здесь, как и в других местах. Начнем хоть с административных высылок. 24 июля 79 г. выслана административно в Восточную Сибирь Рипсимия Туманова, сестра Екатерины Тумановой, осужденной по процессу 50-ти. При обыске у нее ничего не было найдено; тем не менее ее отправляют в далекую ссылку единственно за то, что, будучи невестой Кардашева, сидящего в харьковской центральной тюрьме, она хлопотала о дозволении видеться с ним3. Узнавши об аресте дочери, мать Тумановой приехала в Харьков и получила разрешение на свиданье с нею; но вдруг, едва успела мать повидать дочь 1 или 2 раза, как ей, без всякой причины, запретили свидания и велели немедленно выехать из Харькова. В отчаянии она пыталась просить Лорис-Меликова отменить это решение, но вместо всякого ответа ее отправили с жандармами на родину в Феодосию, обязав подпиской о невыезде и назначив над ней полицейский надзор; старухе этой рке за 60 лет. Внезапно высланная мать не успела даже передать дочери денег, так что ей пришлось отправиться в Восточную Сибирь без гроша4. Одновременно с Тумановой отправлена административно в Восточную же Сибирь Мержанова, невеста Виташевского, сидящего в харьковской центральной тюрьме, и судившаяся по делу Ковальского5. До ареста она проживала в Печенегах вместе с матерью Виташевского. При обыске их квартиры также ничего не найдено. Одинаковой с ними участи подверглась и некто Рубанчик, 18-летняя девушка, сестра которой скрывается. Ее выслали за то, что она не хотела или не могла открыть жандармам, где находится ее сестра. Все три отправлены в далекую ссылку без вещей и без денег, так как начальство не заблагорассудило предупредить их о времени высылки. Почти в то же время выслали в Олонецкую губ. Эммануила Воронца, 20 лет, проживавшего у отца своего, помещика Купянского уезда. Арестовали его по какому-то доносу, в котором его обвиняли как участника в убийстве Кропоткина. Хотя, по заявлению самих жандармов, донос оказался ложным, но его все-таки сослали, чтобы, как они выразились, не подавать повода к дальнейшим доносам. Незадолго до этого, в апреле месяце, Дмохов-ским, матери, сестре и брату сидящего в центральной тюрьме6, и Виташевской приказано было немедленно выехать из Харькова с воспрещением когда-либо являться туда. При этом брату Дмоховского, арендовавшего землю в Харьковской губ., не дали даже времени ликвидировать свои дела. Не имея возможности перечислить многочисленные имена высланных, упомяну еще о некоторых. В июне в Ку-пянском уезде арестован мировой судья, помещик Кончаловский. При обыске ничего не найдено; причина ареста — донос священника, что он — социалист и при решении дел держит сторону крестьян. Производили обыск двое становых. Кончаловский думал их остановить тем, что надел на себя судейскую цепь и начал составлять акт о незаконности действий становых, которые явились без прокурорского предписания. Но становые акта не подписывали, ссылаясь на высочайшее повеление, и приказали Кончаловскому снять цепь. Он не соглашался. Тогда становые сами сняли с него этот священный знак русского правосудия и отправили судью в острог вместе с недописан-ным актом. Он обвиняется, говорят, в применении коммунистических идей к своей семейной жизни. Забавное обвинение. Около этого же времени выслана из Харькова в Павлоград (Екатер. губ.) целая семья Майоровых за то, что у них квартировал гимназист 8-го класса, написавший на экзамене сочинение в либеральном духе. Сыну же Майоровых, окончившему курс в гимназии, запрещено поступать в высшие учебные заведения.