Чем более вчитываешься в воззвание графа Лорис-Меликова к жителям столицы, тем более убеждаешься, что не только самый выход, но и человек, способный привести Россию к этому выходу, найден. Не военная только диктатура, опирающаяся на материальную силу, не диктатура с какою-то еще до сих пор небывалою властью нужна была в России. Такая диктатура уже существовала в лице облеченных правом жизни и смерти генерал-губернаторов, которым подчинялось все и вся, в руках которых была сконцентрирована вся власть — полицейская, судебная, административная и всякая иная. Диктатура физической силы никогда и ничего еще не спасала...»
Голос. 1889. 16 (28) февраля.
«Имя Лорис-Меликова многое обещает...»
«Ближайшая и прямая задача Верховной распорядительной комиссии есть, разумеется, чисто полицейская — изыскать средства и предпринять меры «по охранению государственного порядка и общественного спокойствия», но отсюда вовсе не следует — как настойчиво утверждает одна московская газета, — что и вся комиссия «есть в сущности не что иное, как высшее полицейское управление»... Нет, Верховная комиссия не есть «высшее полицейское управление» и не может быть им ни по своему внешнему виду, ни по той задаче, которую она призвана разрешить; ...задача в высшей степени сложная и трудная, чего не скрывает от себя и граф Лорис-Меликов. Но она значительно облегчится и упростится, если будет верно избрана основная точка зрения, с которой комиссия взглянет на предстоящее ей дело. Невозможно ожидать и требовать, чтобы комиссия сама, собственными своими силами разрешила все частные вопросы, которые встретятся ей на пути к достижению главной цели... Мы уверены, что комиссии удастся оказать России эту услугу. Порукой нам служит прежде всего предыдущая деятельность графа Лорис-Меликова, а потом — то воззвание, с которым он обратился к петербургскому населению.
«Сознаю, — говорит начальник Верховной комиссии, — всю важность предстоящей мне деятельности и не скрываю от себя лежащей на мне ответственности. Не давая места преувеличенным и поспешным ожиданиям, могу обещать лишь одно — приложить все старание и умение к тому, чтобы, с одной стороны, не допускать ни малейшего послабления и не останавливаться ни перед какими строгими мерами для наказания преступных действий, позорящих наше общество, а с другой — успокоить и оградить законные интересы благомыслящей его части».
Вот, кажется нам, основная точка зрения, избранная гр. Лорис-Меликовым, и если мы не ошибемся в этом, то должны признать ее вполне верной и обещающей самые благие последствия... В самом деле, если мы остановимся на вопросе: в чем заключаются «законные интересы общества», то увидим, что он решается чрезвычайно разнообразно, и этим разнообразием объясняется, быть может, вся та смута понятий, весь тот хаос практических отношений и, наконец, та повальная апатия, какими страдает наше общество. Как, по-видимо-му, ни прост и ни ясен ответ на этот вопрос, именно, что «законными» следует считать те интересы, которые ограждены законом, но практика часто дает совсем иные ответы и тем окончательно сбивает с толку и без того не установившееся еще общество».
Неделя. 1880. 24 февраля, передовая.
«Последний год был очень тяжелым годом для Петербурга, и только с назначением графа Лорис-Меликова как бы повеяло в воздухе спокойствием. Прежняя робость и какой-то неопределенный страх сменяются уверенностью и чувством безопасности. Это чувство усилилось еще больше с переходом III отделения в подчинение графу Лорис-Меликову, и в этой времейной мере общество как бы черпает надежду, что под управлением главного начальника Верховной комиссии оно станет постоянным. Надежду эту общество почерпает в том обращении, которое сделал граф Лорис-Меликов к нему...»
Неделя. 1880. 9 марта.
«Что-то совсем новое чувствуется теперь...»
«Я не могу согласиться с мнением, что имя графа Лорис-Мелико-ва само по себе есть уже целая программа — как выразилась одна из наших газет; но что оно много обещает и дает право ждать чего-то нового, не похожего на все бывшее — с этим я не только согласен, но готов даже сам доказывать это. Я живо помню свои впечатления, когда мне приходилось читать короткие, случайные, но очень многозначительные известия о графе Лорис-Меликове вскоре после назначения его харьковским генерал-губернатором»...
«Программа — не программа, но что-то совсем новое чувствуется уже теперь, хотя граф Аорис-Меликов только и успел сделать, что выпустить свою прокламацию к обществу, и даже «Новое время» заметило, что «чем-то новым, успокоительным, бодрящим повеяло в воздухе», а газетные статьи и фельетоны приняли даже «несколько праздничный тон». Действительно, печать с замечательным единодушием и редкой в ней искренностью высказалась по поводу нового назначения графа Лорис-Меликова: «Слава Богу! На душе стало легче», — воскликнул «Голос».
«Едва ли, — замечает «Молва», — можно было сделать лучший выбор для исполнения той тяжкой задачи, которая возложена теперь на графа Лорис-Меликова». «Новости» назвали «первое слово» графа «столь же симпатичным, как и вся его деятельность, доставившая ему общую любовь и доверие». «Петербургские ведомости» заявили, что «общее высокое доверие и живейшее сочувствие и любовь», которые снискал себе бывший харьковский генерал-губернатор, «должны внушить нам наилучшие надежды». Словом, все газеты отнеслись к назначению графа Лорис-Меликова не только сочувственно, но даже (если не считать «Московских ведомостей») с некоторым ликованием... Да и как нам не ликовать, когда мы все вдруг почувствовали, что мы нужны, что мы можем быть полезны, можем нечто значить!
Гайдебуров П.А. Аитературно-житейские заметки // Неделя. 1880. 24 февраля.
«Возвратить отечество на путь мирного преуспеяния...»
Россия остается все еще по-прежнему неумиротворенною и неуспокоенною и под действием тех же исключительных мер, которые были установлены в апреле прошедшего года. Те же временные генерал-губернаторства, те же военные суды и пр. Положение для всех тяжелое, ^
хотя теперь в обществе стала пробиваться надежда, что желаемое всеми умиротворение не за горами, что существующему ненормальному положению скоро наступит конец. Надежда эта — странно сказать! — появилась именно тогда, когда вследствие покушения 5-го февраля учреждена была нарочно для искоренения крамолы особая Верховная Распорядительная Комиссия, начальнику которой предоставлялся выбор всех членов этой комиссии, и когда, следовательно, можно было опасаться еще гораздо больших отягчений, чем те, которые уже пережиты. Как всегда, в случае чрезвычайных полномочий, предоставляемых одному лицу, имя этого лица делает более или менее ясною для всех программу действий, так и в данном случае, раз стало известным, что начальником Верховной Распорядительной Комиссии назначен граф Лорис-Меликов, все успокоились, ибо были убеждены, что в руках этого человека дарованные ему Верховною властию громадные полномочия послужат никак не к отягчению общества, а к его облегчению и умиротворению, а может быть, даже к указанию тех препятствий, которые стоят теперь на пути его правильного развития, что, во всяком случае, эти полномочия будут приложены к делу умно и с несомненною пользою. Такую репутацию в общественном мнении России граф Лорис-Меликов создал себе своею деятельностью на посту временного харьковского генерал-губернатора, где в течение девятимесячного управления краем он сумел так вести дело, что чрезвычайные полномочия его ни для кого не были приметны, а между тем край оставался вполне спокойным, сам же граф пользовался общим всех уважением и любовью. В чем состоит и как приобретается это искусство управлять, если можно так выразиться, не управляя, или, говоря другими словами, не давая никому чувствовать тяжести, уметь даже в смутное время устранять источник смуты и тем сохранять общий мир и довольство, этот секрет известен немногим. Граф Лорис-Меликов, как можно судить по его управлению в Харькове, не относится к любителям сокрушения. В обращении своем к петербургскому обществу, в своем новом звании, в качестве начальника Верховной Распорядительной Комиссии, граф Лорис-Меликов точно так же объявляет, что «на поддержку общества он смотрит как на главную силу, которая может содействовать ему в возобновлении правильного течения государственной жизни». Для этой цели, в указе 12-го февраля ему предоставлено право «призывать в комиссию всех лиц, присутствие коих будет признано им полезным».