3) Дать провинциальным учреждениям большую самостоятельность в разрешении подведомых им дел, чтоб они не имели нужды с каждым, иногда совсем незначительным вопросом, обращаться в Петербург и ждать разрешения оттуда.
4) Дознать желания, нужды, состояние населения разных губерний, для чего, по ходатайству министра внутренних дел, высочайше назначены сенаторские ревизии нескольких губерний, и на основании того, что будет добыто означенными ревизиями, по возможности, удовлетворить желания и нркды населения, обратив при этом внимание и на его экономическое положение.
5) Дать печати возможность обсркдать различные мероприятия, постановления, распоряжения правительства с тем только условием, чтобы она не смущала и не волновала напрасно общественные умы своими помянутыми мечтательными иллюзиями.
Вот вкратце программа, заявленная новым министром внутренних дел. Всякий может рассуждать об этой программе по-своему: одни найдут ее очень неудовлетворительною, другие очень широкою; но никто, я думаю, не усомнится в том, что в ней видно искреннее желание сделать что-нибудь полезное для России в духе именно начал, положенных в основании новых реформ. Если бы такое же отношение к новым реформам было с самого начала их появления до настоящего времени, то не потрачено бы было для России так много дорогого времени на бесполезную борьбу с новыми идеями, борьбу, которая велась во имя отживших порядков и личных интересов. Новый министр внутренних дел хорошо делает и то, что немедленно по вступлении своем на этот пост объявляет свою программу. Всякий видит, чего он хочет, к чему будет стремиться, следовательно, никто не будет обманываться в своих ожиданиях, а потом впоследствии никто не будет заподозривать в деятельности министра разных хитростей и лавирования, как это бывает зачастую. Мы, представители печати, прежде всего, конечно, желали бы совершенного освобождения печати от ведения администрации и предоставления преступлений печати преследованию и рассмотрению исключительно суда, на основании твердого закона; но так как этого, по-видимому, не предвидится, по крайней мере, г. министр ни одним словом не обмолвился, чтобы на что-нибудь подобное можно было надеяться, то мы могли бы удовольствоваться и теми облегчениями, которые обещает печати граф Лорис-Меликов, если бы были уверены, что он не оставит никогда поста министра внутренних дел, и если бы у нас не существовало уже устава для печати, очень тяжелого, предоставляющего печать в полное, совершенно бесконтрольное, произвольное усмотрение администрации. Граф Лорис-Меликов, по тем или другим личным соображениям, может, по истечении известного времени, пожелать оставить свой пост, устав же о печати останется. Очень возможно, что другой министр будет иметь другой взгляд на прессу, и все данные графом Лорис-Меликовым льготы прессе исчезнут вместе с ним. Поэтому, если нынешний г. министр внутренних дел и не намерен сделать что-нибудь прочное для прессы, т. е. выработать для нее новый устав, то было бы желательно, чтобы, по крайней мере, пересмотрен был старый устав и из него вычеркнуты были те параграфы, которые очень нередко превращают всю текущую прессу в сплошное орудие лжи, а также и те, которые угрозою тяжких кар, не слыханных относительно печати ни в одной стране, препятствуя правильному развитию и действию текущей прессы, делают, сверх того, появление отдельных сочинений по вопросам общественным, политическим, социальным и т. д. почти что невозможным.
Несколько слов по поводу вопросов злобы дня // Отечественные записки. 1880. № 10. С. 140—141.
№ 58
ЛОРИС-МЕЛИКОВ И АЛЕКСАНДР II О ПОЛОЖЕНИИ РОССИИ
20 сентября 1880 года гр. Лорис-Меликов отправил из Петербурга в Ливадию императору Александру II собственноручно написанный им доклад о политическом состоянии России в сентябре 1880 года. Этот доклад Александр II прочитал с живейшим интересом, о чем свидетельствуют сделанные им многочисленные пометы. Воспроизводим текст доклада, отмечая разрядкой подчеркнутое Александром II и печатая на полях сделанные им пометы669.
Ливадия, 24 сентября 1880 г.
Благодарю за первое письмо, которое ожидал с нетерпением.
А.
Со дня выезда моего из Ливадии и до настоящего времени я не представлял Вашему Императорскому Величеству подробных сведений о положении дел, так и по сложности занятий, поглощающих, на первых порах вступления в многотрудную должность, весь мой досуг.
Ныне, выслушав подведомых мне начальников отдельных частей и ознакомясь с происхо-
дившею в мое отсутствие перепискою, всеподданнейше докладываю Вашему Величеству, что в отношении политического настроения, как в Петербурге, так и за его пределами, положение дел не изменилось, и общественное спокойствие до сего времени ничем нарушено не было. — Отсутствие каких-либо выдающихся явлений не может, однако, свидетельствовать о полном успокоении крамольников, и не представляет ручательства в невозможности повторения каких-либо новых со стороны их преступных проявлений. — В этом отношении поступающие к нам из-за границы и из внутренних губерний Империи сведения указывают на необходимость самого бдительного и строгого надзора. Поэтому, с моей стороны принимаются все меры к продолжению неослабного наблюдения за деятельностью лиц злонамеренных. — Ручаться за будущее, конечно, невозможно, но считаю обязанностью свидетельствовать пред Вашим Величеством о постепенном возрастании и доверия к действиям Правительства со стороны благонадежных элементов общества. Усиление такого доверия и оживление вообще общественной деятельности, составляет предмет особенной моей заботливости, ибо в этом усматриваю надежнейшие средства для парализования действий крамольников.
В этом и я убежден.
Дай Бог, чтобы это было так.
И я тоже.
Мне ничего не известно о последствиях.
В Петербурге полиция бдительно следит за подозрительными лицами. Вновь организованная при Градоначальстве, с весны сего года, политическая агентура, хотя далека еще от совершенства, но по мере приобретения опыта постепенно улучшается.
При обратном следовании из Ливадии в Петербург, я признал необходимым остановиться на полдня в Москве. — Поводом к этому послужил сделанный мне в Курске доклад об арестовании там студента Петровско-Разумовской Академии Качанова, по-видимому, весьма серьезного деятеля социально-революционной
1^,
Давно было необходимо.
партии. — Продолжительное совещание с местными властями укрепило во мне и прежде существовавшее убеждение, о котором всеподданнейше докладывал Вашему Величеству, что в данное время центром пропаганды несомненно слркит Москва1. Причина такого прискорбного явления заключается, между прочим, в отсутствии там правильно организованной полиции, сколько-нибудь соответствующей значению этого города, как столицы и одного из главных экономических и умственных центров Империи. — Неудовлетворительное во всех отношениях состояние московской полиции вполне сознается местным начальством, а наиболее неустроенною отраслью ее является политически-секрет-ная часть, которая, строго говоря, там никем не ведается. — Одним из ярких примеров существующей безурядицы может служить то, что Петровская Академия, которая доставила столь значительный контингент социально-революционной партии, находясь за границею юродской черты, оставалась вне всякого надзора столичной полиции. Поэтому я распорядился о безотлагательном представлении мне соображений относительно включения означенной Академии в городскую черту.
Имеются также несомненные доказательства, что № 2-й листка «Народной воли», появившийся в конце августа в Петербурге в весьма ограниченном числе экземпляров (не более 15-ти) печатался в Москве или ее окрестностях2, скоропечатным способом или же на ручном станке. Хотя появлению этих листовок нельзя придавать особого значения, так как из-за границы подобные возмутительные издания доставляются в несравненно большем количестве, но тем не менее принимаются все меры к обнаружению тайной печати.