— Да я его не видел, я с ним не знаком даже... Вы это знаете...
— Вот и он целый месяц все то же самое твердит... Но вы поймите, да и ему растолкуйте — что подобных сложных операций нам нельзя предпринимать. Для этого необходима хронометрическая пунктуальность со стороны всех отрядных начальников. А наши, наверное, либо вперед на полдня забегут, либо на сутки целые опоздают. Вас мутит изучение западных теоретиков, и вы переносите на нашу новь уроки Мольтке...5 Той школы у нас нет...
— Кто же вам мешает создать ее? Выдвигайте молодых офицеров, пеките из них генералов — сдавая старых в архив — и будет у вас школа...
В конце концов Лорис прогнал меня, чтобы попусту не раздражаться.
XII
Целый день я ходил, как угорелый. Данте сказал, вы помните, что «нет высшей печали, как вспоминать в дни невзгод о былом счастьи». Боже, какой это вздор! Величайшая скорбь в мире состоит в том, что предвидишь гибель любимого дела и не имеешь силы, власти предотвратить опасность, а должен сложа руки смотреть на ее успехи...
Вечером я зажег себе свечу и под мирный, невозмутимый храп П.А. Измайлова, жившего в моей палатке, напролет всю ночь, до утра, писал с лихорадочною страстностью свою статью «О системе войны в Малой Азии»6. Я сделал над собою неимоверные усилия, чтобы возвыситься до самых верхних высей научной объективности и сухости, чтобы воздержаться от всякой резкости, могшей погубить статью: мне так хотелось, чтобы она немедленно же была напечатана, чтоб она прошла цензурные тиски, чтобы в ней усмотрели лишь теоретическое суждение, а не критику данного положения. По форме я вполне достиг своей цели. Полагаю, что трудно отыскать другой образчик беспощадной критики основ дела, облеченной в более безобидную, деликатную форму спокойно научного изложения. Читателя, интересующегося сущностью описываемых событий, я попросил бы сходить в публичную библиотеку, прочесть эту статью, целиком напечатанную в газете «Обзор», в апрельских номерах 1878 г., чтоб убедиться, что ее взгляды и приговоры суть те самые, которые несравненно позже выражены были всеми, без исключения, авторитетами военного дела, писавшими у нас и в Европе о войне 1877 года в Малой Азии.
Я заикаюсь об этой статье для того, чтобы показать всю возвышенность души М.Т. Лорис-Меликова. По существу, статья всецело направлена была против него. Он ее в этом смысле и понял, и она глубоко запала в его памяти: по окончании войны не было случая моей встречи с ним без того, чтоб он не заводил речи об этой статье. Шесть лет спустя он в Петербурге целый час употребил на спор со мною по поводу «абсолютности» моих суждений. И, тем не менее, если эта статья сделала свое дело, если она кем и была поддержана, защищена, если она увидела свет божий, то ему одному или ему по преимуществу я обязан был этим. Он ее разрешил к печатанию тотчас же, как она была написана, перед выступлением в бой 5-го августа. Но тифлисская военная (штабная) цензура запретила ее напечатание. В половине августа, уже после дела 13-го числа и взятия Мухтаром Кизил-Таны, Д.А. Кобяков прислал мне в лагерь корректурные листы для обжалования перед начальником армейского штаба решения местного цензора А.М. Щербакова. М.Т. Лорис-Меликов великодушно вызвался быть моим адвокатом. Он лично просил И.И. Павлова (начальника армейского штаба) и главнокомандующего разрешить напечатание статьи. После отказа И. И. Павлова главнокомандующий передал статью на безапелляционное решение Н.Н. Обручева7, перед тем присланного из Петербурга от военного министра, а ныне начальствующего Главным штабом. М.Т. и перед ним замолвил за меня словечко, посоветовав мне отправиться лично хлопотать и уполномочив меня уверить Н.Н. Обручева, что он, Ло-рис, ничуть не обижается замечаниями статьи. Генерал Обручев сразу успокоил меня, даже не выслушав, замечанием, что статья будет разрешена к печати, но не раньше, как через месяц, когда изложенный в ней план действий будет уже приведен в исполнение с некоторыми изменениями и дополнениями. Разрешить же раньше того опубликование этой статьи значило бы подвергнуться опасности раскрыть глаза неприятелю, который укрепит слабый свой пункт — пространство между нынешним расположением его полевых войск и крепостью Карсом.
Само собой разумеется, что я уже не настаивал на разрешении напечатать статью: этим самым она теряла для меня всякий интерес. Позже я ее напечатал только потому, что по болезни мне нечем было наполнить фельетоны «Обзора».
XIII
Ни эта статья, ни ее «критики», ни мои прямодушные суждения о делах и поступках Лориса ни на волос не испортили чисто дружеских, сердечных моих с ним отношений. По-прежнему он относился ко мне с доверием и любовью, делясь со мною и радостями своими, и печалями. Скажите, положа руку на сердце, как ко мне и к моим независимым сркдениям отнеслось бы при подобных обстоятельствах огромнейшее большинство наших современников?
Эти факты еще более содействовали укоренению во мне глубокого уважения к Михаилу Тариеловичу. Я проникся к его личности положительной любовью, проявлением которой мешало лишь опасение прослыть за куртизана всесильного человека...
XIV
Но скоро обстоятельства изменились. Герой Ардагана, «покоритель карсской области», под давлением неудач 5 и 13 августа, стал терять под собой почву. Положение его поколебалось, особенно после приезда 14 августа армейского штаба. В воздухе пахло «сменою Лориса»8. Его уже никто не поддерживал, его все критиковали. Даже «Тифлисский вестник» хлестал его безнаказанно, ставя открыто кандидатуру А.А. Тергукасова. Нужно было видеть печальную, скорбную улыбку Лориса в эти моменты «падения» его популярности. Редкие его друзья — беззаветно преданные его личности, а не положению, и сердечно любившие его как человека, — не знали, что делать под напором чуть ли не стихийной силы, наседавшей на «Ло-рисову звезду». А положение было ясное, как свет. Все ярче и ярче обнаруживалось, насколько прав был Лорис, с начала же войны доказывая, что почти все силы кавказской армии надо сосредоточить под Карсом, чтоб иметь объективом занятие Эрзерума; что не ослаблять этот главный отряд надо, для подкрепления эриванского или рионского, а, напротив того, усиливать его на счет последних. «Сокрушим Мухтара, убегут и Измаил-паша из-под Игдыря, и Дервиш-паша из-под Озургет».
Неудачный бой 13-го августа, «из-за Кизил-Тапы», был последнею каплею, переполнившею горькую чашу. Лорис собрался с мужеством и выработал полный план действий, решившись или настоять на его выполнении, или же подать в отставку.
Этот план действий заключался в следующем: настоять на присылке из России еще хоть одной пехотной дивизии; не допускать ни малейшего отвлечения сил его отряда ни на какой другой театр военных действий; после прихода новой дивизии ударить на Мухтара, зайдя между ним и Карсом, и добиться назначения новых генералов.
Он нисколько не надеялся на принятие этого плана и почти уверен был, что ему придется уйти.
— Эх, подите вы и уверяйте потом тифлиссцев, что меня «не прогнали». Тяжело это «падать с власти», ох, как тяжело, — уныло
ГРАФ ЛОРИС-МЕЛИКОВ И ЕГО СОВРЕМЕННИКИ ^^
повторял он. — Хотите держать пари? Найдутся люди, которые начнут утверждать, будто я стянул что-нибудь, и за это мне и дали по шапке...
— Что же, пусть себе говорят, не все ли вам равно? На всякое чиханье не наздравствуешься: свой долг надо исполнять... Вы только поспокойнее доказывайте разумность ваших требований, — отвечал я, как советовали и кн. Г.Г. Тарханов, и И.С. Чернявский, и все, все, без исключения, друзья Лориса, посвященные в эти тайны.
В противность всем ожиданиям, все, без исключения, требования Михаила Тариеловича были уважены, благодаря особенным настояниям Н.Н. Обручева. Впрочем, я забыл наметить один интересный эпизод.
Несколько раз мне пришлось выслушать мнения кн. Д.И. Свято-полк-Мирского, помощника главнокомандующего. Князь Дмитрий Иванович подробно излагал мне пункты своих несогласий с Лори-сом, и так как в этих пунктах один из важных казался мне безусловно основательным, то я и поддерживал этот пункт перед Михаилом Тариеловичем. Он заключался в следующем: