Двоеначалие в одном и том же учреждении является бессмыслицей, и нельзя даже представить себе простой канцелярии, одновременно подчиненной двум распорядителям; в военное же время такая двойственность может повлечь за собой пагубные последствия. В составе армии и в значительных корпусах бывают личности, бесспорно, одаренные бойкими военными способностями и пригодные для выполнения весьма сложных военных поручений. Но нередко случается, что личности эти, независимо от военных способностей, не уживчивы, склонны к интригам, дерзки в обращении с подчиненными и т. п. Недостатки эти могут быть устранены и сдержаны лишь при том условии, когда всем и каждому в военном стане известно, что как поощрение, так и порицание находятся исключительно в руках одного начальника. К числу вышесказанных лиц я должен, к сожалению, отнести генералов Геймана и Лазарева6, замечательно способных и ближайших моих сотрудников.
Намеренные восхваления, хцедро распускаемые сформировавшимся под флагом кн. Мирского кружком праздной камарильи и разной сволочи, довели дело до того, что Гейман стал уже совершенно небрежно относиться к своим обязанностям и вследствие чего не настиг Мухтар-пашу при отступлении его за Согаплуг ( ?), а затем и прозевал и овладение Эрзерумом немедленно после удачного Деве-Бонис-кого сражения. Что касается Лазарева, то самохвальство и самообожание этого человека достигли таких размеров, что после штурма Карса он стал нахально доказывать, что счастливое занятие полковником Фадеевым форта Карадах7, молодецкое овладение генералом Рыд-зеватским форта Араб8, штурм генералом Алхазовым форта Хафис и даже пленение генералом Роопом, щербатовским полковником Бати-евским 14 тысяч турок9, бежавших из нагорных укреплений, — все это совершилось по личному его указанию и распоряжению! Словом, выходило, что все от мала до велика были обязаны успехам одному только Лазареву и что он сочинил даже план атаки Карса.
На беду Лазарева, в числе нескольких соревнователей составления какого-то плана атаки явился грозным для него претендентом и кн. Мирский, глашатаи которого гласно проповедовали в Главной квартире, что Мирского следует наградить орденом Георгия 2-й степени. И что же? Мудрый и бравый Вел. Князь, следуя совету своего домашнего ареопага, написал Государю и исходатайствовал этот орден Мирскому, не заведовавшему на войне никаким учреждением, не командовавшему ни одним солдатом и просидевшему в ночь штурма в Главной квартире — в 12 верстах от места действия! Неожиданная награда эта поразила всех, за исключением камарильи, и нельзя не признать, насколько Лазарев заслуживал Георгия 2-й степени за штурм и столько же награждение Мирского явилось вопиющим нарушением справедливости и умалением значения самого ордена, для получения которого ложатся костьми сотни людей.
В донесениях в Петербург, которые изготовлялись в Главной квартире и подносились на подпись Вел. Князю, старались всячески и весьма ловко обходить мое имя и по возможности не упоминать его. Так было поступлено и в рапорте о штурме Карса. Раздосадованный этим и беседуя однажды с Вел. Князем, я поставил ему следующий вопрос: «А что, Ваше Высочество, на кого бы пала всей своей тяжестью от-
ветственность, если бы штурм Карса был отбит?» Августейший, не долго думая, брякнул мне: разумеется, на командующего действующим корпусом. Я смолк и не продолжал уже этого разговора, дабы не разъяснить известный даже гимназистам аксиомы: тот, кто несет ответственность за неудачу, имеет неотъемлемое право и на привилегии в успехах в размере, соответствующем занимаемой должности.
Одним из самых ярких претендентов на взятие Карса явился, к огорчению Мирского, Лазарева и компании, некто Осман-Бей; бывший майор Турецкой службы, ренегат и присланный в действующий Корпус в качестве переводчика, как отлично знающий арабский и турецкий языки. Осман-Бей издал на французском языке книгу, в которой указывал, что овладением Карса русские обязаны исключительно ему одному. Шарлатан этот разъезжал по столичным городам Европы и читал о Карсе публичные лекции. Незадолго до штурма Карса выехал, к счастью, из района войск действующего Корпуса генерал французской службы граф де Курск, своими нахальством и болтливостью очаровавший до такой степени Вел. Князя и Мирского, что без предварительного с ними совещания в Главной квартире не делал ни одного шага10. В качестве прихвостней ген. Курск состояли полковник Винсер (адъютант Вел. Князя, итальянец родом, не говоривший по-русски, бывший адъютант Неаполитанского короля) и генерал кн. Фердинанд Витгенштейн, перешедший к нам из австрийской службы, величайший авантюрист и много раз грабивший русскую казну деньгами и землями11.
Чтобы закончить с этим отделом, я должен назвать еще двух лиц, которых при всем желании нельзя помянуть добром. Это: 1) генерал-лейтенант Девель, бывший начальник Ахалцихского отряда, грязный интриган, оратор замечательный, храбрый в политике и боязливый в огне12; 2) назначенный ко мне тифлисскими властями, еще до приезда моего из Висбадена, начальником штаба — ген. Духовской, человек замкнутый, злой, во многом напоминающий грибоедовского Молчалина. Духовской сам, по счастию, пожелал в июле 77 года, под предлогом болезни, оставить Корпус и был заменен генералом Гурчиным — человеком вполне добросовестным и честным.
За сим, естественно, может возникнуть вопрос — каким образом при существовавшем двоеначалии и интригах мы могли достигнуть на Азиатском театре войны столь блистательных в боевом отношении результатов? Отвечу на это, что масса начальствующих лиц (начальники дивизий, бригад, полков, батарей и прочих учреждений Корпуса) вполне честно и безукоризненно относились к своим обязанностям, не вдаваясь ни в какие интриги... Доблестных офицеров и неподражаемых солдат, это мне кажется, что презренная камарилья еще не способна сокрушить или ослабить их прекрасные качества.
Были ли сделаны во время войны ошибки... Я коснулся этого вопроса с тем намерением, чтобы пояснить об одной крупной преступной ошибке, совершенной в самом начале войны. Делаю это еще более потому, что в абсолютно деспотическом государстве нашем печать не сможет обсуждать предмет с полной откровенностью, если только в самое дело вмешан, прямо или косвенно, член царской фамилии. В обществе и в военной литературе обвиняли часто и продолжают обвинять Военное министерство в том, что оно выставило в начале войны слишком недостаточное число войск для действий против турок. Обвинение это, быть может, имеет полное основание в отношении Балканского театра, с которым я знаком мало и судьей быть не могу. Что касается Азиатского театра, то само собой разумеется, что если бы с открытием военных действий мы имели 15 или 20-тью батальонами более наличного числа войск, то здесь задача наша облегчилась бы в значительной степени.
Разберем, можно ли было достигнуть этого. Всех войск для действия против турок предназначено было из Кавказской армии около 78 батальонов, из числа коих в составе действующего Корпуса распределены были по 3-м его отрядам — Александровским, Эриванским и Ахалцыхским, 46 батальонов, остальные же 32 батальона направлены в Пририонский край, не входивший в состав действующего Корпуса и получивший все указания прямо из Тифлиса. Такое скопление войск в тесненной, болотистой и не здоровой местности Рионского края возникло вследствие шальной идеи открыть одновременно наступательные действия не только 3-мя отрядами действующего Корпуса, но и (со) стороны Риона для занятия Кабулети и обладания Батумом, которого, впрочем, за неимением флота мы ни в каком случае удержать за собою не могли. Все, кто только понимал дело, просто-таки смеялись над этой затеей, а остряки поговаривали, что война идет не против турок, а против Лориса.
Результаты Рионских попыток доказали красноречиво всю нелепость задуманного предприятия: мы начали и закончили тем войну постыдною неудачею, потеряв при этом массу людей от болезней. Для защиты Рионского края и для оборонительных там действий вполне достаточно 20-ти батальонов, ибо наступательные действия, как с нашей, так и со стороны неприятеля, представляются там чистейшим абсурдом. В войну 53 — 55 гг. Омер-паша13 задумал было открыть наступательные действия из Батума с 60-тысячной армией, когда у нас было всего в Рионском крае 175 батальонов, но залег в болотах и вынужден был отступить, потеряв массу людей не столько в бою, сколько от болезней.