Таким образом, представлялась полная возможность назначить для оборонительных действий в Рионском крае 22 батальона, а остальные 10 батальонов направить в самом начале войны в действующий корпус. Кроме этого, в Терской и Дагестанской областях, вследствие происходивших среди горцев волнений, задержаны были, по суетливым ходатайствам областных начальников независимых местных войск, две лучшие боевые дивизии 20 и 21-я. Не подвергая названные области никакому серьезному риску, возможно было также отделить по одному полку от этих дивизий или 8 батальонов, хотя бы в кадровом составе для усиления состава корпуса. Остающихся 24-х полевых батальонов и местных войск было совершенно достаточно для усмирения горцев. Всякий, кто близко знаком с бытовыми условиями горцев, с существующей разрозненностью в их многочисленных обществах и отсутствием общего вождя, тот поручится головой, что за какие-либо 100 тыс. рублей легко можно было купить всех главарей волнения или восстания и даже перестрелять их.
Но, не входя в подробное рассмотрение этого последнего предложения, не подлежит сомнению, что при более разумном отношении к делу состав действующего Корпуса мог быть усилен 18 батальонами. Для этого тифлисским властям надлежало лишь понять, что объект войны был не в трущобах Чечни и Дагестана, а в скорейшем разгроме турецкой армии, ибо после первых же серьезных успехов наших в Турции, те же волнующиеся горцы поспешили бы сами переловить подстрекателей и сдать их местному начальству.
Ермолов14, Паскевич, Воронцов и Муравьев взглянули бы на положение дел именно в этом смысле, но, к несчастью, августейший Главнокомандующий и ближайшее его окружение оказались способностями своими далеко ниже занимаемого ими положения. Еще с января 77-го года я стал ходатайствовать об усилении войск Корпуса и три раза возобновлял эту просьбу. Ответы получались уклончивые и с туманными объяснениями — усилить меня немедленно по достижению первых успехов в Рионском отряде. В томительном ожидании этих не осуществившихся успехов пришлось для усиления действующего Корпуса двинуть в августе 77 г. форсированным маршем две дивизии из Москвы и Саратова.
Посмотрим теперь, какие результаты могли быть достигнуты, если вместо 46 батальонов мы открыли бы наступательные действия с 640 батальонами, или, иначе говоря, усилили бы в самом начале Эри-ванский отряд 8, а Александропольский — 10 батальонами.
Турецкая армия (Анатолийская) в начале войны была не готова и далеко не в таком составе, до которого она доведена была в июле и августе благодаря энергическим мерам, принятым Мухтаром-пашою. Состав этой армии в августе уже удвоился. Это — факт несомненный и не опровергаемый, как в наших, так и в турецких официальных изданиях.
В период с апреля по август из всех трех отрядов действующего корпуса выбыло из строя (убитыми, ранеными и от болезней) не менее 6 тыс. человек. Факт этот также несомненен. Две дивизии, форсированно двинутые из Москвы и Саратова и совершенно не привычные с климатом Кавказа, положили на первых же порах в госпитали от 3 до 4 тысяч больных; таким образом, с приходом 2 дивизий боевая сила действующего Корпуса была на 10 тыс. (или почти на одну дивизию) менее списочного состава.
За сим подлежит поставить вопрос: если с сентября по ноябрь, открыв значительные наступательные действия, мы смогли разгромить турок, рке удвоивших с апреля по август свои силы, то по какой логике можно допустить, чтобы те же наши войска и с теми же начальниками не сумели одолеть неприятеля, если бы война была начата не в скромном составе 46 батальонов, а 64 и даже 60 батальонов. Не знаю, к каким уверткам попытались бы прибегнуть бывшие распорядители войск Кавказской армии, чтобы оправдаться в сделанной ими непростительной ошибке.
Если по общим усвоенным понятиям, выигрыш во времени составляет капитал, то на войне выигрыш этот превращается в целый [одно слово неразборчиво]... За доказательством не нужно ходить далеко. С апреля по декабрь мы нанесли турецкой армии ряд ударов — отняли Ардаган, Карс, заняли громадные пространства Карского и Ольтинского пашылаков, Алешкерт и долину Евфрата. Если бы эти успехи были достигнуты в первые 3 месяца, т. е. до июля, что было как указано выше, вполне возможно, то блистательная Порта поставлена была бы в безвыходное положение. Вся Турецкая армия комплектуется и снабжается почти исключительно из Азиатских провинций. Всем известно, что турки считают себя в Европе, так сказать, гостями; потеря в Азии отправных пунктов и лучших своих провинций, вынудили бы Порту не усиливать свою Балканскую армию, а, напротив, постепенно возвращать войска с тех же Балкан для спасения своей житницы.
Таково мое убеждение. Составилось оно и окрепло, как вследствие 30-летнего изучения мною Азиатской Турции, так равно и тех продолжительных бесед, которые довелось мне вести разновременно в
Константинополе и Эрзеруме с турецкими государственными деятелями. А между ними встречаются иногда люди — далеко не глупые. В сжатом виде я ознакомил Вас, любезный Николай Андреевич, почти со всей закулисной стороной бывшей войны 77—78 годов. Хотелось бы сказать ехце многое, но письмо это и без того уже приняло вид весьма объемистого журнала.
Официальная сторона войны, касающаяся подвигов наших безупречных войск и их доблестных начальников, появится еще во многих изданиях и записках, но никому не будет дозволено ознакомить наше общество путем печати с оборотной стороной дела; ознакомить хотя бы в целях ограждения в будущем от повторения злых ошибок. Вопрос этот, конечно, не мог бы иметь места, если бы все деятели прошлой войны принадлежали к разряду простых смертных: но между ними именно во главе стоял один из членов царской фамилии, и главное порицание его по существующим у нас диким обычаям будет признано за «спте с1е 1еиге Ма]е$1]е»641.
Бедное отечество! Настанет ли когда-либо та вожделенная пора, когда и русскому обществу, по примеру всех других, дозволено будет гласно и свободно выражать свои мнения и убеждения, не рискуя попасть за это в число ярых революционеров и сокрушителей основ Государства.
Если достанет сил и здоровья, то постараюсь ознакомить Вас также в сжатой форме с командировкою моей в качестве генерал-губернатора в Поволжье по поводу ветлянской эпидемии, с временем пребывания моего в Харькове генерал-губернатором и, наконец, с эпохою «диктатуры сердца», завершившейся знаменательным манифестом 29 апреля 1881 года.
Недели с две тому назад я уничтожил массу записок и воспоминаний, набросанных мною за последние пять лет642. Причину такого истребления объясню Вам подробно при личном свидании. Оставил лишь в целости подлинные все документы (в бумагах и письмах), по которым будущий собиратель может беспристрастнее меня произвести оценку всего происходившего. Хотя в означенных бумагах находятся сведения, говорящие как в мою пользу, так и равно во вред, но я не уничтожил ни одного листа. Должен сказать, что за последнее время я получил какое-то отвращение к мемуарам, запискам и разным воспоминаниям. Издания этого рода расплодились в множестве и обратились в какой-то шантаж и самолюбование. Думается, что в отношении самолюбования не безгрешен в своих записках и наш почтенный Пирогов15.
Обнимаю Вас. М. Лорис-Меликов.
Простите за плохую несвязную редакцию письма, диктовал его, лежа в постели».
Лорис-Меликов — Белоголовому. 20 октября 1886 г. Ницца // ОР РГБ. Ф. НА. Белоголового. Папка 6, д. 14—21, л. 17—40.
1 Это последнее слово, написанное 20 октября 1886 г. самим Лорис-Меликовым. 12 ноября он сообщил Белоголовому, что, написав три страницы, отложил письмо, намереваясь в дальнейшем завершить его и прислать (ОР РГБ. Ф. Н.А. Белоголового, п. 6, д. 14—21, л. 15). Обстоятельства, однако, не позволили быстро выполнить обещанное. 20 января 1887 г. Михаил Тариелович оповестил друга, что письмо и «поныне» остается у него в столе. Вновь дает слово дописать и прислать, заметив при этом, что «печатать письмо это в настоящее время, конечно, невозможно; но надо надеяться, что настанет же когда-либо и у нас лучшая... светлая пора» (там же, д. 22—27, л. 4). Таким образом, письмо было завершено (под диктовку) уже тяжело больным человеком, может быть, даже за несколько месяцев до смерти. (По-видимому, физическая и духовная надломленность М.Т. Лорис-Меликова в это время не позволила ему достойно избежать резких и ревнивых оценок своих сослуживцев и остаться на позициях беспристрастности, о которой он пишет в конце письма. — Примеч. ред.)