Прохожие, неспешно прогуливающиеся по улочкам, при виде меня приподнимают шляпы: «Добрый день, господин Халаш», «Как ваше здоровье, господин Халаш?», «Как дети?». Иногда я просто киваю в ответ, если вижу, что человек занят и ему недосуг беседовать со старым ворчуном. Иногда же завязывается короткий разговор, о видах на свадьбу дочери местного рыбака Миксы или же о том, что молодого Шеля Домонкоша опять видели пьяным.
Меня, Халаша Андроша, знает весь город. Но на самом деле меня зовут иначе.
Я — не местный житель, и родился я вовсе не в Эроде. Я и вовсе не из этого мира.
Когда я, успешный молодой человек из Москвы, внезапно для самого себя оказался в мире Юрес, мире, казалось навсегда застывшем в нашем девятнадцатом веке, я разумеется не обрадовался. Но потом, решив, что сделать лимонад можно даже из такого лимона, я попытался стать местным магнатом. Попытался…
Вопрос с документами решился на удивление просто: меня приютила в своем доме кухарка госпожа Тендер Ирэн. Когда же странный молодой человек в необычной одежде научился говорить по-человечески — русский язык госпожа Тендер совершенно не понимала — смог растолковать, что он иностранец, то моя добрая хозяйка пошла к бургомистру, который был двоюродным братом школьного приятеля ее покойного мужа и попросила для меня документы и вид на жительство.
Жить на попечение доброй женщины было стыдно, да и заработать деньги для реализации моих планов было просто необходимо. Поэтому я и начал делать пуговицы на продажу. Заработок небольшой — сейчас у меня мастерская — но он был.
Вспомнив и начертив в купленной для такого случая толстой тетради чертежи нескольких полезных механизмов, я попытался было предложить местным мастеровым изготовить их на продажу. И тут-то я понял, что тихий уют маленького городка сродни тягучей патоке, в которой тонут все местные жители. В которой начал тонуть и я.
Нет, мастеровые не отказывали мне в изготовлении. Просто все мои изобретения становились всего лишь забавными поделками, аттракционами, давшими мне славу чудака.
Зачем делать керосиновые лампы? Ведь свечи дешевле. Зачем нужна швейная машинка? Ведь швее привычнее пользоваться иглой. Зачем нужно электричество? Зачем… Зачем… Зачем…
Сначала мне казалось, что виной всему тихое провинциальное безразличие. Но выбравшись однажды в столицу, я понял, что патока остановившегося прогресса затянула весь мир. Мои изобретения нарушали установившийся порядок, а значит никому не были нужны.
Я пытался. Я старался. Я доказывал… Я смирился.
Вернулся в Эрод, продолжил изготовление пуговиц, женился на тихой девушке Маргите. У нас появились дети. Потом внуки, правнуки…
Я продолжал рисовать в своей старой тетради чертежи изобретений, никому в этом мире не нужных. Иногда делал веселые игрушки с механическим заводом. Делал и думал: «Может быть, это и правильно? Может быть, мир вот таких тихих городков, прячущихся в прибрежной зелени и есть рай? Может быть, здесь не нужно ничего менять?»
Я прожил пусть не бурную, но долгую и счастливую жизнь в окружении многочисленных родственников.
А потом началось Вторжение.
И мои рисунки в старой тетради очень бы пригодились.
Но я к этому моменту уже два года как умер.
От старости.
Какая незадача
«Ах, какая незадача!». По статистике, еще ни один человек, падающий с крыши, не произнес этих слов. Несмотря на то, что они гораздо точнее описывают произошедшее, чем то, что произносят в остальных случаях.
Я медленно, осторожно поднял ногу, потер подошву о кровлю, оттирая следы пластилина, поставил ее, убедился, что кроссовок больше не скользит и только после этого отцепил побелевшие пальцы от кстати подвернувшейся антенны. Мне вовсе не хотелось вносить новые данные в статистику. Кому это вообще пришло в голову лепить пластилин на крышу?! Почерневший от непогоды и подтаявший на солнце, он был просто идеальной смертельной ловушкой для любителя полазать по крышам. Например, для некоего Ахмеда Карловича. То есть, меня.
Если услышав мое имя (и не обратив внимание на отчество) вы представили этакого бородатого горца в красных мокасинах и высокой папахе, то вы попали пальцем не то, что в небо, а прямо таки в центр Галактики. Внешне я похож на своего отца, а того звали Карл Францевич Ниссе и был он чистокровнейшим немцем: высоким, мосластым, с пшенично-светлыми волосами и ярко-голубыми глазами. Хотя сейчас на плакат «Молодежь, вступай в Гитлерюгенд!». А имя… Папа назвал меня в честь своего старинного приятеля, чеченца, с которым они вместе служили, потом — дружили и умерли оба в восьмидесятые, не дожив до момента, который мог поколебать их дружбу…