Никто на свете теперь, когда у меня все доказательства, когда ваша тайна в моих руках, не может заставить меня принять вызов, который ваша собственная совесть, я в этом уверен, сочла бы преступлением; но то, чего вы больше не вправе от меня требовать, я вам добровольно предлагаю.
Do you wish these proofs, these attestations, which I alone possess, to be destroyed?
Хотите, чтобы эти доказательства, эти разоблачения, свидетельства, которыми располагаю я один, исчезли навсегда?
Do you wish this frightful secret to remain with us?
Хотите, чтобы эта страшная тайна осталась между вами и мной?
Confided to me, it shall never escape my lips; say, Albert, my friend, do you wish it?"
Доверенная моей чести, она никогда не будет разглашена. Скажите, вы этого хотите, Альбер? Вы этого хотите, мой друг?
Albert threw himself on Beauchamp's neck.
Альбер бросился Бошану на шею.
"Ah, noble fellow!" cried he.
- Мой благородный друг! - воскликнул он.
"Take these," said Beauchamp, presenting the papers to Albert.
- Возьмите, - сказал Бошан, подавая Альберу бумаги.
Albert seized them with a convulsive hand, tore them in pieces, and trembling lest the least vestige should escape and one day appear to confront him, he approached the wax-light, always kept burning for cigars, and burned every fragment.
Альбер судорожно схватил их, сжал их, смял, хотел было разорвать; но, подумав, что, быть может, когда-нибудь ветер поднимет уцелевший клочок и коснется им его лба, он подошел к свече, всегда зажженной для сигар, и сжег их все, до последнего клочка.
"Dear, excellent friend," murmured Albert, still burning the papers.
"Let all be forgotten as a sorrowful dream," said Beauchamp; "let it vanish as the last sparks from the blackened paper, and disappear as the smoke from those silent ashes."
- Пусть все это забудется, как дурной сон, - сказал Бошан, - пусть все это исчезнет, как эти последние искры, бегущие по почерневшей бумаге, пусть все это развеется, как этот последний дымок, вьющийся над безгласным пеплом.
"Yes, yes," said Albert, "and may there remain only the eternal friendship which I promised to my deliverer, which shall be transmitted to our children's children, and shall always remind me that I owe my life and the honor of my name to you,--for had this been known, oh, Beauchamp, I should have destroyed myself; or,--no, my poor mother!
- Да, да, - сказал Альбер, - и пусть от всего этого останется лишь вечная дружба, в которой я клянусь вам, мой спаситель. Эту дружбу будут чтить наши дети, она будет служить мне вечным напоминанием, что честью моего имени я обязан вам.
I could not have killed her by the same blow,--I should have fled from my country."
Если бы кто-нибудь узнал об этом, Бошан, говорю вам, я бы застрелился; или нет, ради моей матери я остался бы жить, но я бы покинул Францию.
"Dear Albert," said Beauchamp.
- Милый Альбер! - промолвил Бошан.
But this sudden and factitious joy soon forsook the young man, and was succeeded by a still greater grief.
Но Альбера быстро оставила эта внезапная и несколько искусственная радость, и он впал в еще более глубокую печаль.
"Well," said Beauchamp, "what still oppresses you, my friend?"
- В чем дело? - спросил Бошан. - Скажите, что с вами?
"I am broken-hearted," said Albert. "Listen, Beauchamp! I cannot thus, in a moment relinquish the respect, the confidence, and pride with which a father's untarnished name inspires a son.
- У меня что-то сломалось в душе, - сказал Альбер. - Знаете, Бошан, не так легко сразу расстаться с тем уважением, с тем доверием, с той гордостью, которую внушает сыну незапятнанное имя отца.
Oh, Beauchamp, Beauchamp, how shall I now approach mine?
Ах, Бошан! Как я встречусь теперь с отцом?
Shall I draw back my forehead from his embrace, or withhold my hand from his?
Отклоню лоб, когда он приблизит к нему губы, отдерну руку, когда он протянет мне свою?..
I am the most wretched of men.
Знаете, Бошан, я несчастнейший из людей.
Ah, my mother, my poor mother!" said Albert, gazing through his tears at his mother's portrait; "if you know this, how much must you suffer!"
Несчастная моя матушка! - продолжал он, глядя сквозь слезы на портрет графини. - Если она знала об этом, как она должна была страдать!
"Come," said Beauchamp, taking both his hands, "take courage, my friend."
- Крепитесь, мой друг! - сказал Бошан, беря его за руку.
"But how came that first note to be inserted in your journal? Some unknown enemy--an invisible foe--has done this."
- Но каким образом попала эта заметка в вашу газету? - воскликнул Альбер. - За всем этим кроется чья-то ненависть, какой-то невидимый враг.
"The more must you fortify yourself, Albert. Let no trace of emotion be visible on your countenance, bear your grief as the cloud bears within it ruin and death--a fatal secret, known only when the storm bursts.
- Тем более надо быть мужественным, - сказал Бошан. - На вашем лице не должно быть никаких следов волнения; носите это горе в себе, как туча несет в себе погибель и смерть, роковую тайну, которую никто не видит, пока не грянет гроза.
Go, my friend, reserve your strength for the moment when the crash shall come."
Друг, берегите ваши силы для той минуты, когда она грянет.