– Неужели, – снова начал он, – этот бедный старик был так всеми покинут, что умер голодной смертью?
– О нет, – отвечал Кадрусс, – каталанка Мерседес и господин Моррель не покинули его; но бедный старик вдруг возненавидел Фернана, того самого, – прибавил Кадрусс с насмешливой улыбкой, – которого Дантес назвал вам своим другом.
– А разве он не был ему другом? – спросил аббат.
– Гаспар! Гаспар! – сказала больная со ступеньки лестницы. – Подумай раньше, чем говорить!
Кадрусс с досадой махнул рукой и не удостоил жену ответом.
– Можно ли быть другом человека, у которого хочешь отбить женщину? – ответил он аббату. – Дантес по доброте сердечной называл всех этих людей друзьями… Бедный Эдмон! Впрочем, лучше, что он ничего не узнал; ему трудно было бы простить им на смертном одре… И что бы там ни говорили, – продолжал Кадрусс, речь которого была не чужда своего рода грубоватой поэзии, – а я все же больше боюсь проклятия мертвых, чем ненависти живых.
– Болван! – сказала Карконта.
– А вам известно, – продолжал аббат, – что этот Фернан сделал?
– Известно ли? Разумеется, известно!
– Так говорите.
– Твоя воля, Гаспар, – сказала жена, – делай как знаешь, но только лучше бы тебе помолчать.
– На этот раз ты, пожалуй, права, – сказал Кадрусс.
– Итак, вы не хотите говорить? – продолжал аббат.
– К чему? – отвечал Кадрусс. – Если бы бедняга Эдмон был жив и пришел ко мне узнать раз навсегда, кто ему друг, а кто враг, тогда другое дело; но вы говорите, что он в могиле; он уже не может ненавидеть, не может мстить; а потому бросим все это.
– Так вы хотите, – сказал аббат, – чтобы этим людям, которых вы считаете вероломными и ложными друзьями, досталась награда за верную дружбу?
– Вы правы, – сказал Кадрусс. – Притом же, что значило бы для них наследство бедного Эдмона? Капля в море!
– Не говоря уже о том, что эти люди могут раздавить тебя одним пальцем, – сказала жена.
– Вот как? Разве эти люди могущественны и богаты?
– Так вы ничего про них не знаете?
– Нет. Расскажите мне.
Кадрусс задумался.
– Нет, знаете, это было бы слишком длинно.
– Как хотите, друг мой, можете ничего не говорить, – сказал аббат с видом полнейшего равнодушия, – я уважаю ваши колебания. Вы поступаете, как должен поступать добрый человек; не будем больше об этом говорить. Что мне было поручено? Исполнить последнюю волю умирающего. Итак, я продам этот алмаз.
И он снова вынул футляр из кармана, открыл его, и снова камень засверкал перед восхищенными глазами Кадрусса.
– Поди-ка сюда, жена, погляди, – проговорил он хриплым голосом.
– Алмаз? – спросила Карконта, вставая. Довольно твердыми шагами она спустилась с лестницы. – Что это за алмаз?
– Разве ты не слыхала? – сказал Кадрусс. – Этот алмаз Эдмон завещал нам: во‐первых, своему отцу, потом трем друзьям: Фернану, Данглару и мне – и своей невесте Мерседес. Алмаз стоит пятьдесят тысяч франков.
– Ах, какой чудесный камень! – сказала она.
– Так, значит, пятая часть этой суммы принадлежит нам? – спросил Кадрусс.
– Да, – отвечал аббат, – с прибавкой за счет доли отца Дантеса, которую я считаю себя вправе разделить между вами четырьмя.
– А почему же между четырьмя? – спросила Карконта.
– Потому что вас четверо друзей Эдмона.
– Предатели – не друзья! – глухо проворчала Карконта.
– Это самое и я говорил, – сказал Кадрусс. – Награждать предательство, а то и преступление – это грех, это даже кощунство.
– Вы сами этого хотите, – спокойно отвечал аббат, снова пряча алмаз в карман своей сутаны. – Теперь дайте мне адреса друзей Эдмона, чтобы я мог исполнить его последнюю волю.
Пот градом катился по лицу Кадрусса. Аббат встал, подошел к двери, чтобы взглянуть на лошадь, и снова вернулся на свое место. Кадрусс и его жена смотрели друг на друга с неизъяснимым выражением.
– Алмаз мог бы достаться нам одним, – сказал Кадрусс.
– Ты думаешь? – сказала жена.
– Духовная особа не станет нас обманывать.
– Делай как хочешь, – сказала Карконта, – мое дело – сторона.
И она опять пошла на лестницу, дрожа от лихорадки. Зубы ее стучали, несмотря на жару.
На последней ступеньке она задержалась.
– Подумай хорошенько, Гаспар, – сказала она.
– Я решился, – отвечал Кадрусс.
Карконта со вздохом скрылась в своей комнате; слышно было, как пол заскрипел под ее ногами и как затрещало кресло, в которое она упала.
– На что это вы решились? – спросил аббат.
– Рассказать вам все, – отвечал Кадрусс.
– По правде сказать, мне кажется, это лучшее, что вы можете сделать, – сказал священник. – Не потому, чтобы мне хотелось узнать то, что вы предпочли бы скрыть от меня, а потому, что будет лучше, если вы мне поможете разделить наследство согласно с волей завещателя.