Это Андрей еще как -то мог перетерпеть. Ему и самому не очень по душе пришелся пафос, с которым он начал жизнеописание своих приключений в Зеноне. Но вот последующий текст, возникший на странице дневника, что называется на голову не наденешь.
Похоже у артефакта банально поехала крыша. Ничем иным объяснить текст появившийся на страницах дневника Белова Андрей объяснить не мог.
А этот самый текст гласил:
Как мы знаем, большое влияние на формирование русского культурного архетипа оказало принятие в 10 в. христианства, которое пришло на Русь из Византии в православной форме. Русский человек изначально был подготовлен к восприятию православия (всем ходом собственного развития).
Православие, хотя оно включило в себя все общество, не захватывало человека целиком. Православие руководило лишь религиозно-нравственным бытом русского народа, то есть регулировало праздники церковные, семейные отношения, времяпровождение, при этом обычная будничная жизнь русского человека не затрагивалась им. Такое положение вещей предоставляло свободный простор самобытному национальному творчеству.
В восточно-христианской культуре земное существование человека не имело ценности, поэтому основной задачей было подготовить человека к смерти, а жизнь рассматривалась как маленький отрезок на пути в вечность. В качестве смысла земного существования признавались духовные стремления к смирению и благочестию, аскетизм и ощущение собственной греховности.
Отсюда в православной культуре появилось пренебрежение к земным благам, так как они скоротечны и ничтожны, отношение к труду не как к творческому процессу, а как к способу самоуничижения. Отсюда расхожие выражения. Всех денег не заработаешь, с собой в могилу не заберешь и т.п.
Сам-то Андрей был убежденным агностиком и он с одинаковым недоверием относился как к людям верующим, так и к атеистам. Но нарваться вот так вот , прямо в вагоне, во время переезда из Москвы в собственную вотчину, на философскую дискуссию, посвященную национальному характеру, густо сдобренную религиозными откровениями, было для него, мягко говоря чересчур.
Так что Андрей аккуратно вернул Книгу Старца в свой рюкзачок и попытался забыть о произошедшем, как о страшном сне.
И тем не менее все плохое рано или поздно заканчивается для того, чтобы сменится на еще более плохое.
К этому времени Андрей окончательно потерялся во времени и пространстве. Казалось, что мрачный вид мокрого сумеречного леса, вплотную примыкающего к железнодорожной насыпи и совершенно неритмичный стук колес под который не то что заснуть, жить было невозможно — это уже навсегда. И даже периодически возникающие полустанки , освещенные в лучшем случае не одним а сразу двумя блеклыми газовыми фонарями, мало что могли изменить в этой ситуации. Белов казалось совершенно забыл — куда и зачем он едет, сконцентрировав все свои оставшиеся духовные силы на том чтобы окончательно не растворится в Черном Небытие.
Из этого состояния его вывел случайно услышанный разговор между двумя мужиками, странным образом пробившийся в чертоги разума Андрея. Один мужик утверждал, что в ближайшей округе, на сорока верст от железки нет ни одной деревни. И так вплоть до Гусь -Хрустального. Так что непонятно, отчего тут полустанки натыканы. Другой же настаивал, что ежели выйти на ближайшей станции и пойти по дороге, уходящей прямо в лес, то в десяти верстах находится вполне себе процветающая деревенька под названием Березовка.
Одно только название Березовка буквально все перевернуло в душе у Андрея. Он не стал разбираться, та ли это Березовка, при том, что нужная может находиться вообще еще в двух сутках езды отсюда, а ближайшая, чем черт не шутит, ничего общего, кроме названия, не имеет с его вотчиной. Белов резко вскочил, схватил рюкзак, в котором спал Фагот, ночной горшок и чемодан без ручки и расталкивая пассажиров бросился к выходу с тем чтобы через пару минут остаться на совершенно пустом полустанку, провожая глазами растворяющийся в сумерках поезд Москва-Печора. Впрочем Андрей не о чем не жалел, разве что пытался понять, как в его руках оказался фибровый чемодан без ручки и что с ним делать.