Что касается моих покоев-апартаментов, то они всегда были завалены мусором, стены затянуты паучьей паутины, стекло едва пропускало дневной свет или стекла вообще не было в окнах. Мебель, за исключением шикарной кровати, которая при каждом повороте моего тела зверски скрипела, мебель в номерах практически полностью отсутствовала. Но я стоически переживал все эти неудобства и жизненные невзгоды, только изредка и в совершеннейшей тайне пользуясь благами цивилизованной жизни в парижском смраде и вони.
Простым щелчком пальцев я этот тесный и пыльный каменный мешок превратил в элегантную ванную комнату двадцать первого столетия с подачей горячей и холодной воды. Набросил железный крючок на скобу двери, чтобы запереться от любопытных глаз, от чужого проникновения. Быстро разделся, швырнув свою грязную, пропахнувшую потом верхнюю и нижнюю одежду в утилизатор. Голышом немного постоял перед зеркалом, любуясь своим телосложением. Именно в этот момент мне послышался чей-то смешок за своей спиной, но, сколько бы я ни оглядывался, в ванной комнате, ярко освещенной бестеневым светом, никого не было. Недоуменно пожав плечами, я полез в ванну, которая тут же начала заполняться горячей водой.
В предвкушении сладкой истомы и неги, я закрыл глаза, погружаясь в легкую дрему.
Мысли легким облачком витали в голове, а я все никак не мог принять решения в отношении того, как же мне быстро решить проблему с обустройством в этом проклятом французском Париже. Знание французского языка, который я изучил гипнотическим путем, не решало всех моих проблем. Мне требовался человек, на которого можно было бы положиться, который к тому же прекрасно знал бы Францию и ее столицу Париж. Этот человек должен был бы мне помочь в приобретении дома, лошадей, выезда и в найме прислуги. Может быть, мне стоило бы в этих делах положиться на маркизу Сюзанна де Монморанси, ее муж по своей родословной был близок к самому королевскому дому. Но вряд ли маркиза окажется хорошим другом мужчине в том деле, чтобы помогать ему в решении житейских проблем, ей требовалась любовь и мужское почитание, а не быть ему простым другом, чтобы делить с ним житейские проблемы.
Влезать же в семейный скандал, поддерживая длительную интимную связь с этой француженкой, мне тоже не хотелось. К тому же вряд ли маркиза из высшего общества хорошо бы знала обратную сторону парижской жизни, ей присуще только веселье и развлечения высшего света. Чтобы основательно пустить корни в этом городе, мне требовался знатный вельможа или сановник при самом дворе Людовика XIV, который научил бы меня, как жить и процветать в этом городе.
3
Париж начала восемнадцатого века был ненадежным и опасным городом для жизни человека, от простого клошара до аристократа из высшего общества. Одновременно он оставался одним из самых быстроразвивающихся и привлекательных городов Европы того времени. Его улицы и здания, подобно зеркалу, отражали беспорядок, нестабильность и смуту в экономической жизни Франции, как государства и как общества. Но, как и другие европейские города, Париж был чрезвычайно грязным городом, полным смрадных запахов и вони. Он состоял из шестисот улиц и переулков, в которых порой было совершенно невозможно разъехаться двум каретам или повозкам.
Между шеренгами домов и городских строений протекали два немыслимо вонючих ручейка. Вымощенные камнем мостовые скрывались под толстым слоем грязи. Бессмысленно было выметать или смывать эту городскую грязь водой или счищать лопатой. Сложная смесь, в состав которой входил навоз, оставленный на дорогах не только лошадями, ослами, мулами, но и человеком. Всевозможные отбросы, чаще всего органического характера, из живодерен, боен, кожевенных и красильных мастерских покрывали жирным слоем городские улицы. Все это естественным образом перемешивалось и превращалось в зловонное и смрадное месиво, вдавленное в брусчатку улиц колесами несметного количества повозок торговцев и карет аристократии. Это месиво, как говорили современники, "шибало в нос не хуже горчицы", испуская одновременно трупный, отдающий адом серный запах.
И в этом зловонном городишке мне нужно было найти свое место, прожить довольно-таки продолжительное время. Но, прежде всего, я не хотел в течение всего своего времени пребывания в этом городе постоянно дышать городским зловонием и смрадом!
Я все еще лежал в ванной, заполненной горячей водой, по верху которой плавала густая мыльная пена, когда уловил странный и какой-то тонкий писклявый звук. Внутренний зрением я мгновенно окинул взглядом это тесное помещение, под названием помывочная комната, но ни крыс, ни мышей, обязательных обитателей парижских домов и строений, так и не обнаружил. Тогда свое внимание я перенес на дощатую дверь этого помещения и увидел, как в щель между полотном двери и косяком дверного проема просунулось почерненное лезвие кинжала. Трение металла кинжала о высохшее дерево двери и издавало этот неприятный писклявый звук, на который я только что обратил внимание.
Кинжал своим острием ловко подхватил металлический крючок, которым я запер дверь в помывочную комнату и, резким движением к верху, выбил его из скобы запора.
Дверь распахнулась, на пороге помещения возник человек в черном бархатном костюме и с маской на лице. Такое неожиданное вторжение в личные покои могло, кого угодно напугать, но, разумеется, только не меня. И на это существовали две причины, во-первых, я же не был дураком, и успел на все двери помещений своих гостиничных апартаментов наложить магические чары раннего предупреждения. Как только какое-либо лицо переступало порог моих этих апартаментов, то внутренний голос тут же меня оповещал о том, что в моих покоях появилось некое лиц
о
, вошедшее без соответствующего предупреждения и моего личного разрешения.
И, во-вторых, называя это лицо, только что вторгшееся в мои частные владения, человеком, я несколько покривил душой. Это лицо не было человеком, в полном смысле понимания этого слова, а было его уменьшенной копией. Но оно не было карликом, гномом или лилипутом, хотя его можно было бы отнести ко всем этим типам проявления человеческой расы. Повторяю, это лицо выглядело вполне человеком, но оно таковым не было, рядом с моей ванной стоял какой-то гуманоид.
Этот гуманоид имел рост пятнадцатилетнего подростка! Но если судить по количеству и глубине морщин на его лице, слегка подрагивающим рукам, то этому гуманоиду подростку было лет семьдесят, не менее. Этот семидесятилетний подросток с маской на лице и с кинжалом в правой руке стоял передо мной и нагло ухмылялся. Дребезжащим старческим тенорком, он прошипел сквозь редкие зубы.
– Ну, что господин русский Никто, как вы поживаете в Париже! Третий день вы находитесь в этом маленьком европейском городке, но ко мне так и не соизволили явиться, чтобы представиться, чтобы должным образом мы могли бы познакомиться. Вот и пришлось мне, нарушая все древние традиции, самому отправляться к вам в гости. Вам, молодой человек, следовало бы знать о том, что, если вы собираетесь жить и работать секретным русским секретным агентом в Париже, то первым делом должны были бы у меня зарегистрироваться. А уж потом, после регистрации я бы выдал бы вам соответствующее удостоверение, специальное разрешение на шпионаж…
– Вы имеете в виду, что, если я буду работать на своего государя Петра Алексеевича в Париже, то я, прежде всего, должен был бы получить соответствующего разрешение у вас, секретного агента Сикрет Интеллидженс сервис в Париже. Да вы в своем уме, мистер…
– Без имен, пожалуйста, господин Никто. Да, я являюсь уполномоченным агентом британской Сикрет Интеллидженс сервис в Париже, но и одновременно я являюсь официальным представителем гуманоидной расы трейси. Вы, как маг шестого разряда или, попросту говоря , начинающий маг, должны были в первый же день своего появления в Париже явиться ко мне, преклонить передо мной колени и склонить голову…