Поздно вечером, когда я очнулся после глубокого сна-обморока, то уже находился в полном одиночестве, остался только тонкий и зовущий запах духов, которые я в свое время подарил Николь. В спальне находилась Яна и, сидя с ногами в моем любимом кресле, над чем-то работала, эта польская стерва сильно изменилась в последние два месяца. Она перестала надо мной издеваться и вся ушла в работу с нелегальной и легальной агентурой. Заставила меня под угрозой прямого насилия ее обучить телепатии, теперь она сама выходила на ментальную связь с госсекретарем Макаровым и постоянно с ним о чем-то ворковала. Так, что я не удивлюсь тому, что в скором времени именно она станет русским резидентом в Париже, а меня назначат ее заместителем. Особенно после моего вовлечения в государственный заговор во Франции, видимо, из-за этого обстоятельства Санкт-Петербург резко сократил со мной обмен информации, он теперь только желал получать новости с моей стороны, а от себя мне ничего не слал.
Рядышком с польской пани на каком-то угловатом стульчике пристроился демон Марбас. Он спал до того момента, как я проснулся и практически одновременно со мной поднял веки своих глаз. Какой-то момент мне пришлось-таки побарахтаться в этой трижды проклятой темноте преисподней его взгляда, пока я не нащупал твердого дна, чтобы удержаться на своих ногах.
— Ну, слава богу, наш шалун проснулся и теперь его можно отшлепать по тощей и костлявой заднице! — Добродушно, но со злобой во взоре, прогудел мой друг демон.
— Прекрати, Марбас! Ванька, своими деяниями заслужил гораздо большего! За вчерашние подвиги его нужно было бы повесить на первом же суку! Ни один человек в здравом уме не сможет такого придумать, чтобы на охрану французского наследника, да еще под видом французов на территории Франции, отправить целое русское войско! А наш Ванька придумал и у него эта авантюра получилась! Весь Санкт-Петербург сейчас на ушах стоит, а государь Петр Алексеевич даже поинтересовался, не может ли наш Ванька часть французского военного флота в Балтийское море прислать, чтобы наше войско на побережье Швеции десантом высадить?!
— Да, но только мне пришлось мадам де Ментенон к разрешению конфликта с новым караулом по охране наследника подключать. Когда гвардейский лейтенант граф Роже-Этьен де ла Фуа со своим караулом появился в Версале, то первым делом он выкинул другой гвардейский караул из дворцового казарменного помещения и поставил своих часовых к дверям покоев герцога Анжуйского, то во дворце поднялась настоящая паника. Даже вмешательство королевского камердинера, Мосье Бонтана, не разрешило конфликта, вот и пришлось мне свою мадам де Ментенон привлекать. Она познакомилась с графом дела Фуа и, признав в нем наличие древней дворянской крови, позволила новому гвардейскому караулу принять под охрану наследного принца.
— А кто это такой граф Роже-Этьен де ла Фуа? Новый Ванькин собутыльник, что ли?! — Сквозь зубы поинтересовалась Яна.
Я, все еще лежа в своей постели и умиляясь запахами, оставленными Николь, тихо прошептал:
— Граф Роже-Этьен де ла Фуа — это наш старый вахмистр Епифаненко!
В помещении тут же наступила полнейшая тишина!
Лето в Париже одна тысяча пятнадцатого года выдалось жарким до невозможности. Каждое утро я свой рабочий день начинал под контрастным душем, а прежде чем ложиться в постель снова отправлялся в душ. Старался, как можно более времени проводить в своем кондиционированном особняке и только изредка появляться на вонючих парижских улицах и общаться с французами, которые так сильно пахли, как в свое время созданный французскими парфюмерами мужской одеколон.
Николь оказалась замечательной ночной служанкой, под ее внимательным женским оком моя спальня превратилась в настоящее райское местечко. Там стало так уютно и комфортно, что в иные времена мне не очень-то хотелось покидать прохладу и уют этого помещения.
Но следует честно признать, что уж очень-то осложнилось мое личное положения в доме с появлением в спальне любимой служанки. С первого же момента своего появления в спальне Николь начала прилагать громадные усилия для того, чтобы окончательно сломить мое сопротивление ее попыткам навсегда забраться в мою постель. Она страстно стремилась занять, якобы, полагающееся ей местечко под моим боком в нашей, по ее словам, постельке, как она мне часто это говорила на ушко, его целуя и страстно прикусывая своими остренькими зубками. Эти поцелуи и прикусывания приводили меня в состояние полнейшей невменяемости. Ну, как можно было бы иначе реагировать на то, что она вытворяла, когда раздетой начинала тебя целовать сверху донизу, а ты для самоуспокоения накладывал на себя заклинание, обездвиживая свои руки, ноги и рот.