Елена Вяземская, дочь Никиты Трубецкого, имение Демидова купила, но прежнее процветание вернуть не смогла. На брата понадеялась, однако он со своим хозяйством не справился, куда ему было сестрино вести! Вот тут брат мой Фёдор демидовское имение выкупил, чтобы рядом со мной жить. Мы с ним решили на этих склонах отменный парк разбить - с павильонами, гротами, беседками, мостами фигурными, скульптурами и прочими украшениями - чтобы всё это стояло на дорожках, холмах, долинах и обрывах для приятности прогулок и просто для радости глаз. Москвичам наш Нескучный сад полюбился, по сей день многие сюда гулять приходят, - у меня для всех ворота открыты...
Когда Фёдор умирал, Нескучное он завещал Нинушке: она ныне владелица, помещица московская, - граф шутливо потрепал Анну Алексеевну по щеке. - Этот домик, - он кивнул на Чайный дом, возле которого мы находились, - мы уж с ней выстроили. Он долго простоит, сам по себе надёжный и место крепкое, с умом выбирали, - да и всё здесь крепко поставлено: если не разрушат потомки наши, века стоять будет.
...Однако рассвело совсем, пошли на Москву полюбуемся! - поднялся граф, увлекая с собой Анну Алексеевну и делая знак Григорию Владимировичу, мне и Ляле.
Мы обошли дом и встали над высоким обрывом реки. В первых солнечных лучах перед нами широко раскинулась Москва, золотом горели купола церквей, среди осенней желтизны деревьев белелись дворянские дома, над мещанскими домиками поднимался дым из печных труб; вправо, верстах в трёх, возвышались кремлёвские башни, а над ними вздымалась в небо колокольня Ивана Великого.
- Как не любить Москвы! Сколько лет здесь живу, не налюбуюсь! - воскликнул Алексей Григорьевич. - Много я видел городов, но краше Москвы ничего нет: чудный город, дивный, истинно русской красотой и русским духом преисполненный - священная наша столица! Бога благодарю, что довелось последние годы свои в Москве провести; тут и умру - а где же ещё графу Орлову умереть!..
Алексей Григорьевич отвернулся, чтобы мы не заметили слёзы, выступившие у него на глазах.
- Солнце поднимается, - сказал затем граф, прищурившись и улыбаясь. - Всю ночь проговорили, а теперь чего уж ложиться - поедем на тройках кататься! Эй, привести тройки немедля!..
- Батюшка! - с укором произнесла молодая графиня.
- Ты погляди, утро какое! - вскричал граф, всё более оживляясь. - Ох, хорош божий мир, каждой минутой его наслаждаюсь! Сказали бы мне: живи ещё тысячу лет, - я бы ответил: почему только тысячу? Мне и тысячи лет мало - я всё хочу увидеть и попробовать!
- Так, Алексей Григорьевич! - встряхнула головой Ляля. - Душа у тебя задорная, цыганская; будь ты цыганом, весь мир обошёл бы.
- Нешто у одних цыган задор есть?.. - засмеялся граф. - Ну, выпьем, что ли, на посошок! Сколько всего на столах осталось - отдайте это цыганам; прямо вместе с посудой и отдайте, ничего не жалко!
...Ага, вот и тройки! - сказал он. - Садись, Нинушка, в коляску рядом со мной, а философа мы напротив посадим. Уж не обессудь, господин философ, задом наперёд поедешь - но, может быть, философу так и следует? - подмигнул он мне.
- Батюшка, я не поеду, - отказалась Анна Алексеевна. - Слышите, в монастыре звонят? Пора к заутрене идти.
- Вот так всё время - в иконы упрётся, а жизни не видит! Не по мне это... Не серчай, Нинушка, дай я тебя ещё поцелую! Ступай, молись и за меня словечко перед Богом замолви, - граф перекрестил её. - Ну, а ты поедешь со мной? - обратился он к Григорию Владимировичу.
Тот пожал плечами:
- Вредно чересчур себя нагружать.
- А, что с тобой толковать! - махнул рукой граф. - Садись ко мне, господин философ, а ещё мы Лялю возьмём - иди сюда, душечка, спой нам дорожную песню!.. Ромалы, садитесь на другие коляски, и айда за нами!.. Ну, поехали!.. Бубенцы, бубенцы отвяжите, пусть все слышат - граф Орлов едет!..
Эпилог
Это был последний выход в свет графа Алексея Григорьевича Орлова. Сразу после именин он слёг и более уже не поднялся, скончавшись накануне Рождества на руках Анны Алексеевны. Она говорила, что кончина графа была тихой и мирной: он умер во сне с улыбкой на устах. Провожать его тело собралось великое множество народа; несмотря на сильный мороз, несколько тысяч человек с открытыми головами встретили вынос гроба.
На похоронах говорили, что граф Алексей Григорьевич был душой общенародных весёлостей, нравов и обычаев; надеждою несчастного, кошельком бедного, посохом хромого, глазом ослепшего, покоищем израненного воина и врачом больного гражданина. Неограниченно было уважение к нему всех сословий Москвы, и это общее уважение было данью не сану богатого вельможи, но личным его качествам. Граф Алексей Григорьевич был истинным типом русского человека: могучий крепостью тела, силой духа и воли, он с тем вместе был доступен, радушен, доброжелателен, справедлив; вел образ жизни на русский лад и вкус имел народный...
Графиня Анна Алексеевна, поражённая смертью отца, лишилась чувств и оставалась четырнадцать часов без признаков жизни. Придя в себя и надев чёрное платье, она подошла к иконам и пала на колени: "Господи! Ты взял мою мать, которой я не знала, теперь тебе угодно взять моего отца, - будь же мне вместо матери и отца, руководствуй всеми поступками моей жизни!".
Став наследницей огромного состояния графа, она отказала всем женихам, которые к ней сватались, и остаток жизни провела в паломничестве по монастырям, непрестанно моля Господа простить грехи её отца и жертвуя огромные деньги Церкви.
Через двадцать с лишним лет после кончины Алексея Григорьевича умер его младший брат Владимир; ещё до этого скончался графский племянник Григорий Владимирович, бывший при нашем последнем с графом разговоре.
...Прошло уже много времени, но я часто вспоминаю графа Алексея Григорьевича, снова вижу его лицо и слышу его голос. Это был самый удивительный человек из всех, кого мне довелось встретить в жизни, достоинства и пороки которого были так тесно переплетены, что нельзя было понять, где заканчивалось одно и начиналось другое. Нужен новый Шекспир, чтобы показать кипевшие в душе графа страсти, тёмные бездны и сияющие высоты этой во всех смыслах титанической личности.
Суд потомков воздаст ему по заслугам, но история России сильно обеднела бы, не будь в ней графа Орлова.
Мир, заключенный 25 июня 1807 года в Тильзите между его императорским величеством Александром I и Наполеоном Бонапартом. - Примечание Алексея Кувшинова.
Внутренние беспорядки и раздоры в Польше были так сильны, что она не могла объединиться даже перед угрозой раздела её между Российской и Австрийской империями, и Прусским королевством. - Примечание Алексея Кувшинова.
Граф, видимо, запамятовал: нет сведений о непосредственном участии де Рибаса в похищении княжны Таракановой. Судя по свидетельствам очевидцев, адмирал Грейг был участником сего действия. - Примечание Алексея Кувшинова.
Адмирал Грейг? - Примечание Алексея Кувшинова.
51