Рейнджеры подожгли камыши почти год назад, пытаясь выкурить отсюда какую-то мелкую банду. Банда сдалась, вышла из зарослей с поднятыми руками — и с пустыми карманами. А мешок с деньгами, который они везли с собой, исчез. На допросах каждый из них корчил невинную рожу и переспрашивал — какой мешок? Не было никакого мешка! А бедные рейнджеры потом еще долго ходили с черными физиономиями — надеялись, что огонь отнесся к банкнотам федерального казначейства с должным почтением, и рылись, рылись в камышах, все искали злополучный мешок. Не нашли.
«Может быть, и нашли, да не сказали никому», — подумал Джерико, с усмешкой вспоминая чужое горе. Однако улыбка мгновенно слетела с его губ. Сколько могло быть в том мешке? Тысяч десять? А у него в сейфе осталась сотня таких мешков!
Далекий золотистый огонек показался в выемке между холмами, и Джерико свернул к нему.
«Цок-цок, цок-цок» — все громче, все четче стучал ветряк, качающий воду. Все ближе ранчо Хозяина. Вот и собаки залаяли, издалека почуяв гостя. Джерико облизал губы, сунул пальцы в рот, свистнул трижды и остановился. Спустя минуту такой же тройной свист послышался в ответ. Можно ехать дальше. Кто-то унял собак, и они не лаяли, а лишь сердито порыкивали, когда чужая лошадь прошла под высокими воротами.
— Один? — спросил его ковбой, принимающий поводья.
— Не видишь, что ли?
— А где Генри?
«Какой еще Генри?» — чуть не заорал на него Джерико. Но вовремя вспомнил, что так звали Индуса.
Он промолчал и направился мимо ковбойского барака к хозяйскому особняку, где под козырьком ярко горели три керосиновые лампы. Ковбой, шагавший рядом, удивленно присвистнул, когда они поднялись на освещенное широкое крыльцо,
— Где тебя так разукрасило? Ты будто в кактусах покувыркался.
Джерико сдержался. Здесь ему приходилось забывать о гордости.
Ковбой провел его на веранду и показал на столы с перевернутыми стульями.
— Располагайся. Я только что прибрал, так что особо тут не топчись. И не кури тут.
— Я не курю, — кротко ответил Джерико и прислонился к стенке, скрестив руки на груди. Если ему не подают стула, он лучше останется на ногах.
— Это хорошо, — сказал ковбой, становясь напротив в такой же позе. — Правильно делаешь, что не куришь. Я читал в одной книжке, от курения легкие становятся зелеными.
— Ну и что?
Ковбой озадаченно глянул на него.
— Ты что, не понимаешь? Легкие должны быть розовые, чистые.
— А мозги? — спросил Джерико.
— Что — мозги?
— Какими должны быть мозги? Я вот только что видел одного своего парня. Те мозги, что еще оставались у него на дне черепа, были как рисовая каша с острым соусом. Остальные валялись на песке, как сопли. Только соплей обычно не бывает так много. Ну просто все вокруг было в этих соплях…
Ковбой натянуто рассмеялся:
— Надо будет завтра рассказать парням. Есть у нас один умник. Это он мне трепался насчет легких. А я завтра ему вставлю насчет мозгов. Ребятам понравится, как я его срежу.
Джерико отвернулся и уставился в черное окно. Но, разглядев свое отражение, закусил губу от злости и снова повернулся к ковбою.
— Ты сказал, что я здесь?
— Сказал, сказал. Хозяин сейчас придет. Или ты думал, я провожу тебя в его спальню?
В молчании прошло еще несколько тягостных минут. Наконец, послышались шаркающие шаги, и ковбой отлепился от стены, вытянув руки по швам.
— Сэр…
— Отдыхай.
Хозяин зевнул, копошась в карманах пышного халата. Достал огрызок сигары. Ковбой кинулся к каминной полке и вернулся с горящей спичкой.
— Оставь нас, тебе сказано.
Он не предложил Джерико сесть. Причмокивая, раскурил сигару. Закашлялся.
— Ну?
— Мне надо где-то переждать, — выдавил Джерико. — Рейнджеры напали на Кальенте.
— Да? Мне не сообщали об этом.
— Завтра сообщат. Мои люди убиты.
— Генри?
— Тоже.
— Ну и что я теперь напишу его отцу? — раздраженно спросил Хозяин. — Он был не самым любимым моим племянником, но я люблю своего брата. Ты это способен понять? Ладно. Как это случилось?
— Взрыв.
— О, Боже! Его разнесло на куски?
— Да, — сказал Джерико. — Иначе я бы привез вам его тело. Я же знаю, как вы к нему относились. Я и сам его любил, как брата.