Она брюнетка и, без искусственных средств, цвет ее лица весьма белый, живой. Все части ее лица до того прекрасны, что если б их каждую отдельно подвергать рассмотрению по правилам античных художников, то и тогда нельзя было бы отрицать совершенство их». Далее следует описание внешности и манер великой княжны. «Когда она молчит, то можно читать в ее больших прекрасных глазах всю прелесть и величие души. Но когда она говорит, то делает это с такой непринужденной ласковостью и, если прибавить сюда, что она имеет прекрасный рот, белые и правильные зубы и две ямочки на щеках, то нельзя себе представить ничего милее ее». Вслед за этим идет описание ее душевных и нравственных свойств. «Она отлично говорит по-немецки и по-французски и предпочитает чтение моральных и исторических книг всякому другому времяпрепровождению, а именно таких книг, которые развивают ее ум и суждения и ведут ее к добродетели и науке. В последних она сделала такие удивительные успехи, что нельзя достаточно похвалить ее проницательность и душевные качества.
Неудивительно, что она, развив таким образом природный свой ум чтением и разговорами с умными людьми, стала глубоко всматриваться в мерзость своей собственной нации, стала лучше различать истину от лжи, совершенно другими и беспристрастными глазами начала смотреть на дела о браке и престолонаследии. Нельзя и описать, с каким гневом она относится к коварству и грязным московитам вообще, какое отвращение она питает к их невежеству, обжорству и пьянству и свинскому образу жизни вообще, и что сама мать ее находит в этом наслаждение».
Невозможно проверить справедливость оценки Мардефельда, но не подлежит сомнению, что Анна Петровна была девицей с привлекательной внешностью и отличалась образованностью, достигнутой чтением книг. Сомнительно, однако, описание Мардефельдом отношения Анны Петровны к собственному народу. Скорее всего, прусский дипломат свое отношение к русскому народу приписал Анне Петровне; но это всего лишь моя догадка.
Не подлежит сомнению и другое наблюдение: по интеллекту Анна Петровна далеко превосходила своего супруга — личность ничем не примечательную и не выдерживающую сравнения со своей супругой.
Вот и Мардефельд, не поленившись дать обстоятельный отзыв об Анне Петровне, уклонился от характеристики ее супруга. Здесь он ссылается на мнения других современников. В депеше от 27 февраля 1727 г. Мардефельд писал об участии герцога «в самых секретных совещаниях» и сообщал, «что русская императрица его весьма уважает и питает к нему полное доверие за его ум и умение сохранить тайну».
Спустя несколько дней после учреждения Верховного тайного совета Екатерина ввела в его состав герцога Голштинского. Назначение было встречено «верховниками» одобрительно. Мардефельд 2 марта 1727 г. доносил королю: «Ее величество царица старается, по возможности, укрепить авторитет герцога в совете, члены последнего, по-видимому, весьма довольны этим, ибо их голоса таким образом не только освобождаются от влияния князя Меншикова при обсуждении важных дел, но также уравновешивается надменное и им ненавистное первенство последнего персоной герцога, почитаемого ими за весьма справедливую беспристрастною особу».
Надежды Мардефельда на то, что назначением герцога в Верховный тайный совет создавался противовес Меншикову, не оправдались — светлейший и его подчинил своему влиянию и шаг за шагом приобретал статус полудержавного властелина.
Не нашли подтверждения и надежды на то, что Верховный тайный совет станет выполнять роль противовеса влиянию Меншикова, особенно возросшего в царствование Петра II, что подтверждает депеша Мардефельда: «Могущество Меншикова невообразимо возросло. Это имеет следствие расстройства государственных дел и заседаний Верховного совета. Все, что пожелает князь Меншиков и барон Остерман, может считаться уже исполненным, и правительственный совет, по всем вероятиям, в скором времени сделается пустым украшением».