Остерман наговорил ему много сурового и, между прочим, сказал ему, что князь ошибается, что он в силе сослать его в Сибирь. Он же, барон, заставит четвертовать князя, ибо он вполне заслуживает этого.
Исход этого дела ясно доказывает неразумность поступка князя, и дай Бог, чтобы исход этот не сделался более печальным, чем он теперь.
Князь просил отсрочку отправления на восемь дней, в чем ему, однако, отказали, и он отправился в путь третьего дня после обеда, он и его семейство ехали в каретах, запряженных шестеркой; его сопровождали 50 или 60 багажных телег, а также все его слуги из немцев. Выезд случился в воскресенье, стояла прекрасная погода, отчего и обе стороны были наполнены огромными толпами народа».
Описание Мардефельдом причин опалы князя Меншикова, как и его ссора с Остерманом, а также отправление в ссылку в Раненбург принадлежит к самому обстоятельному описанию трагедии полудержавного властелина, как назвал А. С. Пушкин светлейшего князя. Тем не менее и в этом описании имеется существенный пробел, наличие которого трудно объяснимо. Мардефельд справедливо отметил, что падению Меншикова «больше всего способствовал» Остерман, но ограничился описанием последней стадии конфликта князя с бароном, хотя, вне всякого сомнения, сентябрьские события стали всего лишь завершением накала конфликта, возникшего значительно раньше.
Энергичные хлопоты супруги князя о его помиловании оказались бесполезными. 7 сентября она 45 минут стояла на коленях перед Остерманом, умоляла его ходатайствовать перед императором помиловать Александра Даниловича, но тот промолчал.
7 сентября Петр II явился в Верховный тайный совет, где подписал указ: «Понеже мы всемилостивейшее намерение взяли от сего времени сами в Верховном тайном совете присутствовать и всем указом отправленным быть за подписанием собственныя нашея руки и Верховного тайного совета; того ради, повелели, дабы никаких указов или писем, о каких бы делах оные ни были, которые от князя Меншикова или от кого иного партикулярно писаны или отправлены будут, не слушать и по оным отнюдь не исполнять под опасением нашего гнева и о сем публиковать всенародно во всем государстве и в войске и в Сенате».
Четкие формулировки указа дают основание полагать, что он был сочинен самим А. И. Остерманом. Указ означал, во-первых, падение полудержавного властелина и, во-вторых, объявление 12-летнего отрока полновластным владельцем императорского трона.
Источники не сообщают, кто руководил решительными действиями императора, но известно, что в его окружении не было более опытного советника и интригана, чем Остерман. Остается предположить, что именно он подсказывал отроку, как тому надлежало действовать против князя в эти решающие дни. Вместе с тем в поведении Андрея Ивановича, отраженном в его письмах к князю, нетрудно заметить его стремление усыпить бдительность светлейшего подобострастными словами: «Вашу высококняжескую светлость всепокорнейшее прошу о продолжении вашей высокой милости и, моля Бога о здравии вашем, пребываю с глубочайшим респектом вашей высококняжеской светлости всенижайший слуга А. Остерман». Он заставил и своего воспитанника сделать следующую приписку к своему письму: «И я при сем вашей светлости и светлейшей княгине, и невесте, и своячине, и тетке, и шурину поклон отдаю любительны. Петр».
В следующем письме, отправленном Меншикову 21 августа, Остерман вновь убаюкивал князя уверованиями в добрых чувствах к нему своего воспитанника: «Его императорское величество писанию вашей высококняжеской светлости весьма обрадовался и купно с ее императорския высочеством (Натальей Алексеевной, также ненавидевшей Меншикова. — Н. П.) любезно кланяются, а на особливое писание ныне ваша светлость не извольте прогневаться, понеже учреждением охоты и других в дорогу потребных предуготовлений забавлены, а из Ропши, надеюсь, писать будут. Я хотя весьма худ и слаб и нынешней ночи разными припадками страдал, однако ж еду».
Оба письма свидетельствуют о том, что Меншиков не подозревал о реализации Остерманом своего намерения отправить противника в Сибирь и проявил полную беспечность человека, привыкшего к покорности окружающих. За эту беспечность светлейший дорого заплатил.
У Меншикова оставалась последняя надежда умилостивить императора, и он не преминул ею воспользоваться, отправив к нему письмо, в котором умолял «за верные мои к вашему величеству известные службы всемилостивейшего прощения» и освобождение от ареста; автор письма обещал «мою к вашему величеству верность содержать даже до гроба», более того, он просил освободить себя от всех должностей. Ответа на письмо Александр Данилович не получил. На опального князя посыпались новые угрозы: указ о лишении его всех чинов, об отобрании у него орденов, о запрещении называть в церквях имя невесты императора Марии Александровны Меншиковой, об изъятии у светлейшего большого яхонта.