Карта города Березов с окрестностями конца XVII в. «Чертежная книга Сибири, составленная тобольским сыном боярским Семеном Ремезовым в 1701 г.», СПБ, 1882
Итак, Меншиков был повержен. Ключевая роль в расправе с Меншиковым принадлежала А. И. Остерману. Александр Данилович, привыкший смотреть на Остермана как на слугу, безраздельно ему подчинявшемуся, не разглядел в нем коварность интригана, настойчиво и ловко внушавшего своему воспитаннику с одной стороны чувство признательности и любви к собственной персоне, а с другой — недоброжелательность к будущему тестю и своей невесте, которую называл «фарфоровой куклой» и к которой не питал ни малейших признаков любви.
В сибирской ссылке Меншиков прожил недолго. Вместе со слугами он сам срубил себе в Березове дом и маленькую церковь, в которой и был после кончины (12 ноября 1729 г.) похоронен. Там же нашла последний приют бывшая царская невеста Мария, умершая 26 декабря 1729 г. Так бесславно закончилась блестящая карьера Александра Даниловича Меншикова.
Глава шестая. Остерман в Верховном тайном совете в царствование Петра II
После расправы с Меншиковым путь к расширению влияния А. И. Остермана, ставшего единоличным опекуном императора, был расчищен, и он немедленно воспользовался сложившейся ситуацией. Оставаясь в тени, без насилия и репрессий Андрей Иванович если не формально, то по существу оказался на вершине власти.
У Остермана возник план женить Петра II на его тетке, великой княжне Елизавете Петровне. По единодушному мнению современников, как отечественных, так и зарубежных, Елизавета Петровна отличалась неземной красотой. Даже Щербатов, дававший едкие оценки современникам, признавал привлекательность внешности Елизаветы Петровны: «Сия государыня из женского полу в младости своей была отменной красоты, набожна, милосердна, сострадательна и щедра: от природы одарена довольным разумом, но никакого просвещения не имела, так что меня уверял Дмитрий Васильевич Волков, бывший конференц-секретарь, что она не знала, что Великобритания есть остров; с природы веселого нраву и жадно ищущая веселий, чювствовала свою красоту… ленива и недокучлива ко всякому, требующему некоего прилежания, делу, так что за леностию ее не токмо внутренние дела государственные многие иногда лета без подписания лежали, но даже и внешние государственные дела, яко трактаты, по несколько месяцев, за леностию ее подписать ее имя, у нее лежали; роскошно и любострастно, дающая многую поверенность своим любимцам, но однако такова, что всегда над ними власть монаршью сохраняла».
Как видим, Щербатов не ограничил свой отзыв о Елизавете Петровне описанием ее внешности, но сообщил читателю свое мнение о ее интеллекте и свойствах ее натуры как государыни. Что касается отзывов современников-иностранцев, то они значительно уступают отзыву Михаила Михайловича, поскольку не располагали сведениями, доступными Щербатову.
Из отзывов иностранных дипломатов о Елизавете Петровне заслуживает внимание суждение о ней в депешах прусского посланника Мардефельда и французского Кампредона. «Мне известно, — доносил Кампредон своему двору 18 апреля 1725 г., — как она хороша собою, как она прекрасно сложена, сколько в ней живости и ума, веселости, делающей ее вполне способной проникнуться французским духом». При этом он добавил, что лица, которым было доверено воспитание ее и ее сестры Анны, «были так мало образованы, что без больших природных дарований принцессы никак не могли бы сделать тех успехов в языках французском и немецком, на которых говорят и пишут очень хорошо, ни приобрести тех прекрасных манер и того умения вести разговор и держать себя, каким они обладают».
Отмечу, примерно такое же суждение о Елизавете высказал и Мардефельд, впервые обративший на нее внимание в 1724 г. Она произвела на него сильное впечатление «живостью и веселостью своего характера». В депеше, отправленной 13 февраля 1725 г., Мардефельд так же лаконично, как и в докладной записке 1724 г., высказал свое суждение о принцессе, назвав ее «прекрасной и умной великой княжной». В 1727 г., когда Елизавету Петровну прочили в невесты маркграфу Карлу, Мардефельд в депеше к королю отозвался о ней чуть обстоятельнее: «Я могу уверить ваше величество, по совести, что, исключая преждевременную дородность великой княжны, она в остальном перед всем светом может почитаться прекрасною, умною и особою приятного обхождения. Ибо она весьма разумна, и ум ее, при том, не направлен на мелочи, а на все солидное».