Я не нахожу веских оснований, почему А. М. Филиппов дал им общее расплывчатое название: «Бумаги Кабинета министров», в то время как А. Н. Дубровин дал в названии публикации перечень видов документов. Мне представляется предпочтительным использовать название А. Н. Дубровина и озаглавить публикации «Протоколы, журналы и указы Кабинета министров».
Из опубликованных документов Кабинета министров явствует, что в нем изменилась структура делопроизводства: в первые годы его существования исчезла рубрика протоколов, они были перенесены в рубрику «Журналы». В последующие годы входящие в Кабинет документы были изъяты из рубрики «Журналы» и стали публиковаться в особой рубрике «Входящие». Эти новации, как и другие, нисколько не отразились на содержании публикации.
Попытку изобразить портрет А. И. Остермана предпринимали не только его современники, но и историки. Д. А. Корсакову в монографии, опубликованной в последней четверти XIX в., образ Андрея Ивановича представлялся таким: «Вся жизнь Остермана — упорный и постоянный труд, все его нравственное соображение — хитрость, лукавство, коварство и интрига. С Россией он не был связан ничем: ни национальностью, ни историей, тем менее родственными традициями, которых не имел. Всегда сдержанный, методичный и последовательный, Остерман постоянно действовал наверняка. Он точно следовал пословице: “Семь раз смеряй — одни раз отрежь”. На Россию смотрел как на место реализации своих честолюбивых, но не корыстолюбивых целей. Остерман был “честный немец” и оставил в истории свой образ дипломатической увертливости и придворной эквилибристики, он не запятнал своего имени казнокрадством и лихоимством; в частной жизни он был в лучшем смысле слова немецкий бюргер: человек аккуратный и точный, он любил домашний очаг, был примерный муж и отличный семьянин. Обладал обширным, но абстрактным умом и, имея глубокие познания в современной ему дипломатии, он считал возможным, согласно понятиям века, все благо государства устроить последствиям дипломатических и придворных конъюнктур».
Приходится согласиться с этой обстоятельной характеристикой Остермана, написанной Д. А. Корсаковым, за исключением одного пассажа: Остерман якобы «ничем не был связан с Россией». Это заявление вступает в вопиющее противоречие с карьерой Андрея Ивановича, на протяжении без малого четырех десятилетий честно служившего России и оставившего заметный след в ее истории первой половины XVIII века.
Историк начала XX столетия В. Н. Строев дополнил пробел, допущенный Корсаковым в характеристике Остермана. Он считал его энергичным последователем Петра Великого и начинал свой отзыв об Остермане с заявления: «В Остермане мы видим крайнего государственника, который на все, даже на страх Божий, смотрит с чисто государственной точки зрения. Наряду с этим нельзя не отметить у него чрезвычайную скудость общих идей об управлении государством. Все современники отмечали в нем чрезвычайную работоспособность (в том числе не любивший его Миних), сдержанность, хитрость и жестокость. Подобно своему великому учителю, он, конечно, не задумывается принести в жертву своим государственным идеалам любую человеческую личность, как скоро это понадобится»
Я. А. Гордин, историк XXI столетия, тоже не оставил без внимания личность А. И. Остермана. Правда, штрихи его портрета разбросаны на разных страницах текста его сочинения, но в целом они дают достаточно емкий портрет немца, связавшего свою судьбу с историей России. «Остерман был человеком глубоко незаурядным… своим холодным умом он воспринимал страну как некий хитро устроенный автомат, еще не отлаженный, в котором надо заменять время от времени отдельные детали и целые блоки. Имея для этого многообразный набор изощренных инструментов, барон Андрей Иванович, вполне обрусевший, связанный женитьбой со старинными русскими родами, воспринимал Россию как поле рациональной деятельности… Остерман не был кровожаден. Он был холодно, целенаправленно и целесообразно жесток…».
Современный историк В. Н. Виноградов также отметил такие неприятные качества А. И. Остермана, как честолюбие, тщеславие, мстительность и склонность к интригам. Впрочем, как справедливо пишет Виноградов, Остерман как достойный сын своего времени сочетал в себе все пороки и достоинства людей эпохи Просвещения. К числу достоинств относились образование и острый аналитический ум. Что касается отношения Остермана к России, по мнению В. Н. Виноградова, Остерман принадлежал к тем иностранцам, для которых Россия стала не второй, а единственной родиной.