Переворот в ночь на 26 ноября произошел без участия Остермана, но он тоже воспользовался его результатом, вновь стал хозяином Кабинета министров. Более того, он получил возможность расправиться и с Минихом, о чем поведал Шетарди, хорошо осведомленный об их соперничестве: «Остерман, который не мог выносить соперников в главном управлении делами в России с тех пор, как он занимает свою должность, и еще менее выносивший какое-либо начальство над собой, быть может, окажется в отчаянии, видя фельдмаршала на посту первого министра». Эту должность он получил вместо звания генералиссимуса и считал ее для себя оскорбительной.
Вместо генералиссимуса Анна Леопольдовна пожаловала Миниху чин первого министра в правительстве, который на деле нисколько не прибавлял ему власти и вызвал лишь его раздражение неблагодарностью правительницы.
По этому поводу Финч рассуждал: «Видя крылья свои обрезанными, сознавая, что приходится быть не всевластным, как он предполагал, а заведовать исключительно делами армии, да и то под ведением самого принца как генералиссимуса, он вскоре стал проявлять неудовольствие и тайные посещения великой княжны (Елизаветы Петровны. — Н. П.) дали повод заподозрить — не попытался бы фельдмаршал повторить переворот с другими лицами…»
Визиты Миниха к Елизавете Петровне всполошили Остермана. В разговоре с Финчем он высказал предложение арестовать Лестока, чтобы выведать у него цель посещения Минихом великой княжны, но этот план был отвергнут дипломатом. Тогда Остерман высказал Финчу другой план: пригласить Лестока в гости, напоить и, зная его болтливость, выведать то, что интересовало вице-канцлера. Финч не одобрил и этого плана.
Иоганн Ведекинд. Портрет принцессы Анны Леопольдовны. XVIII в. Холст, масло. Государственный исторический музей, Москва
О ненадежности Миниха правительницу убеждал не только Остерман, но и свергнутый им Бирон. В письме к Анне Леопольдовне он умолял ее «ради собственного блага не слишком доверяться фельдмаршалу».
Плоды усилий Остермана и Бирона выразились в том, что правительнице в конце концов стало «известно непомерное честолюбие фельдмаршала, крайняя невоздержанность его характера и его слишком предприимчивый дух, не позволяющий на него положиться».
В другом доношении, датированном 18 марта 1741 г., французский посол извещал двор, что Остерман «не достигал такой высоты, как теперь; можно без всякого преувеличения сказать, что он в действительности царь всея Руси».
На правительницу, даму ленивую и недалекую, помимо Остермана оказывал огромное влияние еще один человек — ее фрейлина Менгден. Она была, по отзыву современников, девицей глупой, но безгранично преданной правительнице и готовой поступиться всем, чтобы доставить радость своей повелительнице. Она, например, согласилась заключить фиктивный брак с фаворитом правительницы графом Линаром, чтобы легализовать его пребывание при дворе.
Ограниченность Менгден не позволяла ей вмешиваться во внутреннюю и внешнюю политику правительства, сфера ее влияния не выходила за рамки бытовых вопросов: правительница судачила с нею о придворных сплетнях. Анна Леопольдовна тоже не лишена была некоторых странностей. Одна из них состояла в необычайной лени: она считала для себя обременительным даже приводить себя в надлежащий вид после сна, нередко оставалась в течение дня в ночном наряде. Кроме того, она пребывала, как отмечал Шетарди, в постоянном страхе: «…ей все кажется подозрительным».
Быть может, этими двумя свойствами натуры Анны Леопольдовны и объясняется ее стремление иметь рядом с собой безгранично преданного человека, которому можно было вполне доверять. Если учесть боязнь Анны Леопольдовны общества со светскими манерами, то станут понятными истоки привязанности к фрейлине.
Рангом ниже триумвираторов стояли еще два немца, занимавшие высокие посты: Менгден, благодаря протекции своей дочери, занимавший пост президента Коммерц-коллегии, и проходимец Шемберг, назначенный руководителем Генерал-бергдиректориума, в ведении которого находилась горная промышленность России. Если бы «триумвират» представлял сплоченную группу, не раздираемую соперничеством и враждой, то скорее всего немецкое засилье продолжалось бесконечно долго. Но в том-то и дело, что «триумвираторы» уподобились паукам в банке, каждый из них стремился уничтожить себе подобного: Остерман находился в смертельной схватке с Минихом, оба они втайне ненавидели Бирона.