Эх, молодец! Да нешто по старухе что узнаешь! Присматривается, разговоры окольные заводит. Обо всем семействе государынином. И что в Гатчине бывал — цесаревича очень уважает. Ну, это‑то понятно — на всякий случай. О Великой княгине Марии Федоровне с великим почтением отозвался — мол, семью любит, детей столько — не тяготится. Рукодельничать любит. О Нелидовой ни полслова. А там и до внуков государыниных дело дошло.
Взяла старая грех на душу. А что делать? Взяла да и сказала, мол, не на сносях ли Елизавета Алексеевна. Бледна больно, дай про еду вроде забывать стала.
Вскинулся весь. Нет! Быть такого не может! Почему же, спрашиваю. Чай, с супругом живет. Молодым. Преотличным.
Закипел весь: нет! Знаю, и не подступался к супруге своей. Где ему! Да и она, мол, не торопится.
Обомлела вея: откуда ж тебе, батюшка, знать? Меж мужем и женой один Господь Бог — судья и свидетель.
Знаю, кричит, и весь разговор. Не мели, мол, ерунды, Марья Саввишна, сплеток не плети.
— Да какие ж сплетки, батюшка? Зазорного‑то в том что? На то люди и женятся, чтобы род человеческий продолжался, разве не так? А уж от царственной пары тем паче дитяти все ждут — наследник‑то нужен.
Все решила вызнать. Семь бед — один ответ. Как дело‑то далеко зашло? Никогда таким Платона Александровича не видала. Распалился весь, а уходить не собирается. Кто знает, может, старуха Саввишна чего интересного скажет. Ждет. С надеждой смотрит.
— Да потом, говорю, княгинюшка наша младшенькая очень супруга своего любит. Опять разгневался: откуда, мол, тебе знать? Александр Павлович, сколько мне известно, с тобой в твоей комнатке не секретничает.
— Не секретничает, это верно. А вот великая княгинюшка иногда посещением своим и пожалует. Застыл весь: у тебя бывает? Вот в этой комнатке?
В этой, батюшка Платон Александрович, в этой. Другой у меня тут для гостей и нету. — Напрягся весь: и часто? Часто к тебе, Марья Саввишна, заходит?
Где часто, отвечаю. Так, мимоходом. А он посмотрел мне в лицо — глаза бешеные, отчаянные. А это, говорит, она, наверно, бабушку заходит проведать. Вот и мне говорила, что бабушку огорчать не хочет. Известно, у старого человека и здоровье не то, и сердце шалит. У бабушки‑то.
Царское Село. Великая княгиня Елизавета, П. А. Зубов.
— Ваше высочество!
— Боже, вы меня напугали, граф!
— Напугал? Я просто стремился как можно скорее оказаться рядом с вами. Если моя поспешность могла вызвать ваш испуг, ради Бога простите вашего самого верного и покорного слугу.
— Не надо было торопиться. Я хотела проехаться в одиночестве. И моя кобыла не любит спутников. Так что разрешите мне остаться одной.
— Ваше высочество, все говорят о вас, как о самом мягком и благорасположенном человеке. Почему же мне ничего не достается от вашей доброты. Со мной вы положительно суровы.
— Я не сурова, граф. Я просто ценю свое одиночество. Мне так редко удается оставаться одной даже в Царском Селе.
— Я готов молча ехать вслед за вами и ни единым словом не нарушить столь любезного вам молчания.
— Нет, нет, это совсем не то. Граф, ваше присутствие меня стесняет.
— Позвольте, ваше высочество, но вы направили свою лошадь на самую оживленную аллею. А как же прелесть одиночества?
— Она уже рассеялась. Я постараюсь найти способ ее испытать в другой раз.
— Вы считаете меня назойливым, когда я просто боюсь за вас. Верховая езда — огромное удовольствие, но такая ли вы уверенная всадница, как самой себе кажетесь? Мне легче думать, что в случае чего я окажусь рядом и сумею вас обезопасить.
— Это совершенно лишнее. Я уверена в своих силах.
— Где же вам доводилось учиться верховой езде, кроме как в манеже?
— В манеже? Граф, вы не представляете себе моего родного герцогства. Шварцвальд не создан для прогулок в экипаже. Зато там есть тропы для прогулок верхом. Мне кажется, меня посадили на лошадь прежде, чем я научилась говорить.
— Вы так привязаны к своим родным местам?
— А разве это не естественно? Густые леса. Рейн. Скалы. Как все это непохоже на здешние виды…
— Но вы еще так мало видели, ваше высочество, и совсем не путешествовали.
— Вы думаете, у нас есть какая‑нибудь перспектива путешествий? С супругом? Пожалуй, очень небольшая.
— А у Александра есть?
— Само собой разумеемся. Императрица хочет, чтобы ее любимый внук знакомился с государством, которым ему придется управлять и которое он по необходимости должен знать. Потом всяческие маневры. Летние военные лагеря.
— Но вам можно будет его сопровождать.
— Вряд ли. Императрица отделяет семейную жизнь от государственной. А чем обычно занимаются при дворе дамы?
— Пересудами, сплетнями. Конечно, балами, туалетами.
— Но меня все это мало интересует.
— Правда? Тогда примите, ваше высочество, мой добрый совет. Вам нужен собственный малый двор. Круг близких людей, которые бы постоянно у вас собирались, могли бы рассеивать вашу скуку и — впрочем, пожалуй, больше ничего.
— Но вы хотели что‑то сказать, граф, договаривайте же.
— Всегда граф И ТОЛЬКО ГРАФ. Я ни разу не услышал из ваших уст своего имени. А мне так бы хотелось его услышать. Я сам не люблю его. Оно не кажется мне благозвучным, но что делать.
— Я не привыкла к принятому в России обращению по имени и отчеству. К тому же на французском они звучат не слишком удачно. Особенно в моем произношении.
— Но это может быть и просто имя.
— Граф, вы уходите от ответа. Чего же вы не договорили?
— Ах, это… Такой постоянный кружок ваших личных друзей снял бы всякие подозрения с отдельных участников.
— Подозрений? Но в чем?
— Ваше высочество, вы знаете, как беспощадны придворные сплетники. Но в таком варианте они окажутся бессильными.
— Не думаю. Впрочем, я посоветуюсь с Александром, если ему подобная затея покажется уместной.
— С вашим супругом? Но зачем? Неужели вы никогда не станете принимать собственных решений?
— Но ведь такой, как вы выразились, малый двор будет нашим с Александром, не так ли?
— И да и нет.
— Не понимаю.
— Вряд ли императрица благосклонно посмотрит на появление еще одного двора. Тем более ей хочется все время иметь Александра Павловича рядом с собой.
— Вот видите, граф, вы сами признаете свою затею невыполнимой.
— Вполне выполнимой, если это будет кружок ваших друзей, собирающихся постоянно в ваших апартаментах. Не все же время вы проводите в обществе императрицы. У вас остаются свободные часы, и вы вольны заполнять их тем, что вам приятно.
— Но я совсем не уверена, что такое собрание мне будет приятно.
— И вы были бы против, ваше высочество, если бы, предположим, само собой разумеется, в числе других ваших друзей у вас бывал бы и я. Вы бы скучали моим присутствием?
— Вы, граф? Вы среди моих личных друзей? Но как это возможно?
— Почему бы и нет? Разве я не бываю в разных петербургских домах?
— Но вы никогда не бываете в Павловске, не правда ли? Почему?
— Ваше высочество, вы самое недоверчивое существо, какое мне только доводилось встречать в жизни. Вы все время ускользаете из рук.
Царское Село. Екатерина II.
Одна… Все равно одна…
Для разговоров о делах — собеседников пруд пруди. О сердце — как улитке в раковине прятаться надо. Виду не подавать. Перекусихина с Протасовой довольны — на Платона не нарадуются. Похоже, он для Королевы Лото имя особое нашел — Анетт. Краем уха услышала. Старая дура как огнем обливается. Хуже собаки самой преданной в глаза смотрит.
Пусть. Какая разница. Покоя больше.
Чем только интересоваться ни стал. Удивительно, первый раз подумала: никогда с книгой в руках не видела. Храповицкий сказывал, и в доме его библиотеки нет. Журналы, газеты в руки не берет. Если что расскажешь, так и то вполуха слушает. Скучает.
Всегда так было. Со всеми. А здесь почему‑то в глаза бросилось. Князь Таврический с книгой! Придумать такое надо. А вот с Платоном подумалось.
Ничему не учился. Интереса, говорит, не имел. Больше по практической части. Это значит — прожектерство обожает. Планы всяческие строит. Не посоветовавшись, всем рассказывать принимается. Бог с ним. Не в книгах дело. Доброты нет. Не в словах резок — в поступках. Иной раз так глянет, язык к гортани присыхает. Изменился ли? Нет, пожалуй. Разве что язык развязал. Другим быть не может. Княжна Вяземская, что за Дмитрия Александровича вышла, тоже будто на мужа жаловалась. А живут обыкновенно. Дети пошли. О детях невзначай спросила: любит ли. Плечами пожал: пойдут — заботиться надо. А любить — чай, не полюбовники. Может быть, в семье так.