— При Малом дворе он в любительских спектаклях участвовал и с отменным успехом. Там и супругу свою будущую встретил. Фрейлину.
— Наверно, живостью своею не угодил великому князю.
— Вовсе нет. Так по сердцу наследнику пришелся, что императрица его немедля в Пензу служить назначила. Не по душе государыне было, чтобы вокруг цесаревича преданные люди находились. А уж коли о Долгорукове заговорили, в голову мне пришло: скольких же вы, Дмитрий Григорьевич, литераторов наших изобразили! Не есть ли это некая магическая связь вашего таланта живописного с талантами российскими литературными? Полюбопытствовать хотел: никак вы и с доверенным секретарем нашей государыни, Александром Васильевичем Храповицким, дружбу водите? Портрет его, поди, уж лет десять как вами написан. Способности что в службе, что в литературе у господина Храповицкого немалые.
— С Украины знакомы. Александр Васильевич там еще у графа Кирилы Григорьевича Разумовского службу начинал. Очень графу по сердцу пришелся легкостью сочинявшихся им бумаг. Григорий Николаевич Теплов к заслугам его и то относил, что писать умел четко и красиво — без перебеливания. Никогда его рукописи перебеливать не приходилось.
— Канцелярист!
— Александр Васильевич на том и в Сенат попал — равных ему не найти было. Только в департаментах много не высидишь в смысле чинов и жалованья, как сам он говаривает.
— А к государыне в личные секретари как же попал? Кто порекомендовал или поручился?
— А чего же тут гадать. Граф Александр Андреевич Безбородко да граф Петр Васильевич Завадовский. Оба постарались.
— Ласковый теленок двух маток сосет.
— Я бы по-иному сказал. Александр Васильевич всем полезен умел быть. Переводы, говорили, превосходные делал. Песни в русском стиле сочинять принялся и опять же с успехом. И притом убеждениям своим не изменял. У государыни в доверенных лицах оказался, и то утверждал, что самодержавие ограничить следует. Без того условия державе в цветущее состояние никогда не прийти.
— Выходит, не случайно Александр Васильевич первые уроки языка российского Александру Николаевичу Радищеву давал.
— Какая же случайность. А Михаила Васильевич, ихний братец, и вовсе открыто об отмене крепостного права рассуждает. По его суждению, не имеет права один человек быть господином живота и смерти другого человека, одинаково с ним Господом нашим созданного. Оброки в своих деревнях снизил. Школу открыл.
Слыхал, государыня по этому поводу известное недовольство высказывала, что сия поспешность только к брожению умов привести может и не следует одному помещику нарушать порядок, среди всех остальных помещиков установленный. И снова о мартинизме в дурном смысле поминала, так что Александру Васильевичу нелегко пришлось.
— Не за то ли и наш Гаврила Романович поплатился? Всего-то три года секретарем при государыне пробыл и — отставка.
— Если и отставка, то хоть почетная. Сенатором стал. Орден дали. Чин тайного советника.
— Лишь бы с глаз долой. Не того от пиита ждали. Находил же слова для Потемкина, и какие! Вот Зубов и решил, со своей стороны, Гавриле Романовичу посодействовать, да обманулся.
Все современники отмечали любовь императора Павла I к церемониалу, превращавшую придворную жизнь в род маневров. Особенно велико было его пристрастие к церемонии целования руки по каждому поводу и случаю, каждый праздник и воскресенье; причем сама церемония была во всех мелочах разработана специалистом по этим вопросам Валуевым: надо было, после глубокого поклона, опуститься на одно колено и в этом положении запечатлеть долгий поцелуй на руке императора [это особенно рекомендовалось], затем повторить ту же церемонию в отношении императрицы и уже потом отступить назад, не поворачиваясь спиной, что заставляло наступать на ноги тем, кто шел на твое место, вызывая неизбежную неловкость, несмотря на все усилия церемониймейстера.
Петербург. Дом А. А. Безбородко. А. А. Безбородко и Д. Г. Левицкий.
— У меня к вам просьба, Дмитрий Григорьевич, потому и просил ко мне заехать. Забыли вы старого знакомца, совсем забыли.
— Не корите меня, граф Александр Андреевич, до художника ли вам теперь. В вашей канцелярской должности! Боялся побеспокоить, а коли понадоблюсь, так адрес мой вам известен.