С. Н. Марин, офицер-преображенец. Сатира на правление Павла I, чрезвычайно популярная среди современников.
Петербург. Квартира В. В. Попугаева[22]. В. В. Попугаев, А. X. Востоков, А. И. Иванов, Н. В. Репин.
— Освобожденная Россия! Господа, до этого счастливого дня надо было дожить!
— Как долго мы мечтали о ней!
— Но не забывай, Востоков, не кто-нибудь, а наши художники первыми заговорили о необходимости преобразования России. Помнишь наш академический кружок?
— И наши походы к Левицкому.
— Какие разговоры у него велись!
— И как он радовался нашему приходу.
— Недаром для него не нашлось места ни в Академии Бецкого, ни в павловской Академии.
— Зато теперь все изменится.
— Непременно изменится!
— Господа, но к вашей восторженности следует добавить реальные действия. Вас удовлетворяет наше Вольное общество любителей словесности, наук и художеств?
— Почему же нет?
— Я говорю не об Обществе как таковом, а о том, насколько обращено оно к интересам искусств изобразительных. Литература, науки общественные во многом родственны, но и очень различны между собою. Имея цели одинаковые, они достигают их средствами различными. Эти средства в живописи или зодчестве требуют особых обсуждений.
— Господа! Востоков прав. Художникам нужно объединяться для обсуждения своих особенных вопросов.
— Как в цехах и гильдиях?
— Иванов, перестань хоть сейчас дурачиться.
— У Андрея никогда охота к шуткам не пропадет.
— Но надо же и честь знать. Нам надобно объединиться, чтобы помочь друг другу разобраться в том, как решать вопросы искусства, хотя бы твоей же архитектуры.
— Почему же ты не шутил, когда Вольное общество образовывалось, а ведь оно и в уставе своем поставило лишь две цели, смотри: «1. Взаимно себя усовершенствовать в словесности, науках и художествах и 2. Споспешествовать по силам своим к усовершенствованию сих трех отраслей».
— Оставь его, Репнин, Андрей Иванович безнадежен. Господа, я предлагаю подумать о том, кого бы предложить в институт почетных членов, если новое общество создать удастся. Их имена нам сразу определят круг вопросов, к решению которых мы способны будем.
— Это мысль, Востоков, превосходная мысль. Я предлагаю Гаврилу Романовича Державина, нашего глашатая свободы духовной и великого мастера формы стихотворческой:
— Хераскова Михайлу Матвеевича! Я его «Бахариану» по сей день едва не всю помню:
Слишком много в миру издано
И духовных книг и нравственных,
А сердца не исправляются,
Люди также развращаются…
— А мне Дмитрий Григорьевич Левицкий какие стансы превосходнейшие херасковские читать давал! Сорок лет назад сочинены, а словно про наше время:
— Так что же ты самого Левицкого не называешь?
— Левицкого! Непременно Левицкого, наставника нашего духовного.
— Все согласны. И Мартоса Ивана Петровича. Видали вы эскиз его монумента великим сыновьям России — гражданину Минину и князю Пожарскому? Творение выдающееся.