Около пяти в ворота въехали два неотличимых друг от друга внедорожника с одинаково заляпанными грязью номерами. За тонированными стёклами одного транспортного средства скупо бледнело лицо Александра. Сквозь другое просматривались два неподвижных пятна, похожих на физиономии Михаила и Шалтая. Потерпевшие все в одну машину не влезли. Двое чалились в багажнике у Сени. Базанова привёз Пушкин. Не хотели пацаны Руда в последний путь везти. Из суеверия или каких-то других соображений предпочли компанию клиентов друга. Но и из машины никто не спешил выходить. Все сидели по местам, словно в окопах и смотрели, как Глеб ведёт Чубайса к автомобилю. Скорее всего, никто просто не ожидал, что Граф будет вооружён и опасен до такой степени. А может, в принципе братва не была настроена в данный момент на тёрки и предъявы. Все дёргались тихо, шифровались.
Глеб закинул две сумки на заднее сидение. Кое-как втянул взволнованного питбуля в салон. Пёс чуял жмурика и нервничал, упираясь всеми своими тридцатью килограммами. Пушкин заерзал.
- Э.. эс-сэ, соб-баку аз-зачем?
- Оружие, Саня, ненадёжное, сам знаешь. Людям доверять нельзя. - Хозяин погладил Чуба по холке, успокаивая. Питбуль настороженно вздрагивал, шевелил ноздрями, ухал и порыкивал, но с места, однако, не рвался, только ушами недовольно тряс и сучил лапами. - А собака не предаст. Животные не способны на подлость. Молодец, Чуб, сидеть.
По мокрой брусчатке заворчали шины. Пацаны явно торопились поскорее избавиться от пассажиров, даже ждать не стали, когда Глеб с Пушкиным вырулят со двора. Перед первым внедорожником уже разъезжались ворота. Следом выкатился и второй. Ворота закрылись. Глеб старался не смотреть в боковое зеркало на стремительно сжимающееся в нем отражение особняка. Впереди набирал скорость гелик Шалтая, ошпаренно светя красными огнями габаритов.
- Ты хоть радио включи, что ли… - сказал Глеб, когда графство совсем растворилось позади. - Как в катафалке едем.
Что-то забубнило из динамиков, разобрать было невозможно песня это или технические шумы. В любом случае, лучше так, чем гнетущая тишина, прерываемая тяжёлым дыханием рыжего монстра с заднего сидения.
- Пушкин, у тебя есть мечта? - спросил Глеб, чтобы разрядить обстановку и себе не дать пуститься в анализ совершаемых действий. - Мечта, настоящая такая, заветная?
Парень нахмурился, изображая бровями серьёзное отношение к вопросу:
- Ну… вэ, в-ва… в Ав-стралию х-хочу…
- Почему именно в Австралию? - удивился Глеб.
- В ав… там тепло.
Очень лаконично. Хотя, учитывая время, условия и сложные отношения Пушкина со словами, на более содержательную беседу можно было не рассчитывать. Парень напряжённо всматривался в темнеющее полотно дороги, гнал, будто хотел оторваться не только от нависшей над правым ухом морды огромного питбуля, но и от земли. Выглядел он при этом так, будто всё нутро из него кто-то натурально высосал вместе с кишками, кровью и душой. Не надо было заглядывать в зеркало на козырьке. Сам Глеб выглядел не сильно лучше.
- Че с фотокарточкой, Саня? Не ссы, Чуб к поэтам лоялен, пока они не начинают петь.
Мерин Шалтая и Копилки болтался сзади, как привязанный. На трассе Сеня начал сбавлять скорость, пропуская Пушкина вперёд, однако сел уверенно ему на бампер, дышал, что называется, в очко. Километров через пять нужно было съезжать с автострады в неприметный за лесополосой свёрток к бывшему железнодорожному складу ГСМ - местному крематорию для привилегированных особ. Валить за сотку на этом отрезке маршрута было как-то нелогично.
- Пушкин, не торопись так, без нас не начнут.
Парень буркнул что-то, но газ не сбросил. Наоборот, притопил ещё.
- Я тебе серьезно говорю, - поднажал Глеб, - сейчас вообще не время ралли с Шалтаем устраивать.
Бесполезно. Александр сосредоточенно следил за дорогой, поджав от усердия губы и давил педаль в пол. Пацан старательно прикидывался, что проблемы у него не только с речью, но и со слухом.
Когда нужный поворот они ожидаемо проскочили, позади взвыл клаксон. Следом телефон завибрировал в кармане куртки. Звонил Миша. Очень раздражённый.
- Глеб, чё за дела, - раздалось из динамика. - Из графика выбиваемся!
Судя по тону, поведение Пушкина для пацанов тоже было неожиданно дерзким. Значит, никто, кроме этого имбецила за рулём ситуацией не управляет.
- Пушкин, пацаны волнуются. Говорят, выбиваемся из графика. Ты че творишь, дебил?
Парень мотнул головой, глотнул воздуха и будто сквозь спаянные зубы, максимально контролируя порядок звуков выжал: