- Нет никакого миллиона, дурочка, - перебил ее шипение Глеб и отметил странное тёплое удовольствие от ее вибраций. - Ты отыграла бесплатно. Я же сказал, тебя использовали. И непременно уберут, когда ты останешься без присмотра. Подкупом и устранением журналистов у нас в стране всегда занималась одна определенная структура. От той структуры ты скорее пулю в лоб получишь, чем миллион деревом за безрассудство. А я их грязную работу делать не собираюсь. Они знали, что живой тебе из «контракта» не выйти, кино смотрели в прямом эфире и записывали. А ты очень удобная жертва обстоятельств. Сделала дело и адьёс. Понимаешь?
Девчонка опять громко сглотнула, в уголке ее рта собралась слюна, а у Глеба в штанах член дёрнулся.
Что ж ты делаешь, сучка. Кожей своей чистой, пряной с ума сводишь. Какая же ты внутри? Горячая, тесная? А как поёшь, когда кончаешь? В какой октаве?
- Пока я решаю эту проблему, в твоих интересах быть здесь под моей охраной, а не в своей халупе, которую мои пацаны вскрыли, как хлебницу.
Глеб закрыл глаза, собрал ноздрями дурман с ее щеки. Выдохнул. Вдохнул снова. Чем же ты пахнешь, девочка? Когда снова поднял веки не сразу понял, что вышел в открытый космос ее радужки.
Нет, девочка. Я тебя сначала попробую. Сколько ты хочешь? Миллион?
- Давай так… ты же любишь писать, графоманка? Я дам тебе блокнот и ручку, а ты напишешь о том, как я тебя… как мы с тобой кувыркаемся. Я у тебя писульки твои потом куплю. За миллион…
Ну, что скажешь, акула пера? Цена устраивает или поторгуемся?
Глава 6
Глава 6
Все-таки, пока человек - физически автономное от микросхем существо, он природу в себе не задушит.
Графа закручивало в воронку энергии, которая одновременно может опустошить и наполнить. И сколько она возьмёт - столько и отдаст, а возможно - даже с процентами. Главное - не спешить, не жадничать и профИт обеспечен. Глеб словил такой кайф всего однажды в жизни. Первый опыт погружения был с одной девочкой. Дикое влечение снесло голову ещё графИну. Ее неопытность заводила, как мысль о голой женщине в пятнадцать лет, когда воображение заменяло порносайты и было куда качественее современного видео-контента. Живое воплощение его фантазий оказалась девственницей. Он тогда в такую нирвану влетел - ни одна дурь не сравнится. Потом сколько не искал - ни разу не совпало. Или девочка - но не та. Или та, но не девочка. А один раз Мурка ему заштопанную подсунула. У Глеба было чувство, что он сорвал фольгу с бутылки дорогого шампанского, а там пробки нет и вино всё выдохлось - хлопка не случилось, чтоб с розовой пеной и брызгами до потолка … да и вообще, неизвестно что за барматуха была в той посуде.
А эта Новодворская что-что зажгла в солнечном сплетении. И в груди заколотилось часто-часто, забурлила алая по венам, растормошила дремавшую в нем жажду неподдельных эмоций. Пусть и не девочка, все равно от неё хороший приход будет. Он чувствует. Он бы сначала залпом выпил почти всё, а последние глотки смаковал по капле, растягивал, истязая собственное терпение в лоскуты, как маньяк.
Под ее ресницами полыхало, он хотел посмотреть голубой огонь, но она опустила веки и выдавила сквозь сжатые зубы:
- Иди ты на хрен!
- Что? Мало? - да не вопрос. - Зеленью устроит?
- Пошёл на хрен, Граф, чего не понятно?
Что ж ты за яд такой вкусный?
- Принципиальная? Или торговаться не умеешь? - Граф прошёлся щетинной по нежной щеке; безбашенный графИн сильнее вжался в тело из юношеских грёз. Минувшей ночью он снова почувствовал себя подростком в постели со своей фантазией, которую нельзя потрогать - можно только представлять, что трогаешь.
- Я не верю тебе. Ты просто больной богатый ублюдок с манией величия, - выплюнула гадюка. Цыпочка явно путала ухаживания сильного, самодостаточного, но воспитанного в суровых климатических условиях мужчины, с домогательствами. С другой стороны, так даже интересней. Пусть так и будет. Горячо.
- Не могу запретить тебе любить родину тем способом, какой тебе ближе. Но подумай сама, что лучше: лежать с простреленной башкой где-нибудь в канаве, или кончать подо мной. А можешь ещё и заработать. Твой слог вызовет профессиональную зависть у романисток, я уверен, почему-то, в этом.
«Всё, не могу больше! Твою мать!». Это было неконтролируемое желание сожрать то, чем она пахнет. Он вцепился в ее мягкие губы. И ему показалось, что они дрогнули упрямо, но на пару секунд нерешительно замерли. На вкус она была того редкого сорта, который отличал ее от массы перешитых по моде баб ее возраста. Нежная и влажная внутри, с ощутимой границей между кожей и слизистой. Губы грызёт, когда нервничает. Поэтому они такие… текстурные.