Между тем пламя, охватившее таверну, разгоралось. За окном слышалось тревожное ржание. Граф Рейхард вскочил на подоконник, плечом высадил раму и выпрыгнул во двор за секунду до того, как с треском обрушилась горящая кровля. Во дворе под навесом бился и испуганно ржал привязанный графский конь. К нему подбиралась огнедышащая змея; её голова подымалась к морде коня, опаляя её огнём, конь рвался с привязи и норовил ударить чудовищную тварь копытом. Граф успел вовремя. Его меч разрубил змею пополам, но дьявольское порождение, разрубленное на две, а потом на три и на четыре части, продолжало жить, каждый обрубок превращался в змею, которая норовила кинуться на графа или опутать ноги его коня.
Тогда граф отвязал скакуна и вскочил в седло. Конь заплясал под ним, одним прыжком перемахнул через пылающую изгородь и заметался на дороге. Граф хлестал его, направляя вверх, к перевалу, конь же пятился и поворачивал в противоположную сторону. Наконец, преодолев страх, конь внял требованию седока и сначала с опаской, чуть ли не шагом, а затем всё быстрее и быстрее поскакал по каменистой, едва заметной впотьмах дороге.
Зарево пожара осталось позади и вскоре путь освещали лишь вспыхивающие в непроглядной тьме зарницы. Графу пришлось полностью положиться на чутьё коня, который нёсся так, что в ушах всадника завывал ветер. Чудесную силу обрёл скакун: он мчался стремительно, ни капли пота не выступало на его гладких, сухих боках, пена не падала с губ, дыхание было ровным, словно бешеная скачка была для него лёгкой трусцою.
Уменьшившийся огонёк горящей таверны то пропадал позади, то вновь возникал при новом повороте дороги. В последний раз оглянувшись на него, граф заметил, что огонёк находится не там, где должен был находиться — он кружил, даже взмывал над лесными вершинами, размахивая огненными крылами, и как будто пытался преследовать его. Граф пришпорил коня. Огненная птица отстала и окончательно пропала за гребнем невысокой горы, которую граф обогнул, прежде чем спуститься в долину.
Ветер выл, стонали и кренились стволы дубов, их ветви хлестали по всаднику, норовя выбить из седла, и в надсадном лесном скрежете слышались человеческие вопли. Неожиданно граф в сильном изумлении натянул поводья, останавливая коня: в тучах сверкнула молния небывалой величины и осталась сиять, озарив горы и раскинувшуюся внизу долину бледно-белым призрачным светом. Мир, освещённый им, преобразился настолько, что у графа волосы на голове зашевелились от неописуемого ужаса, когда он оглядывался вокруг. Он решил, что попал в ад. Вокруг него громоздились не горы, а скорчившиеся великаны, заросшие густой шерстью лесов; их белые как снег лица были запрокинуты, глаза устремлены в небо. По временам эти чудовищные создания, придавленные к земле собственной неизмеримой тяжестью, испускали тяжкие вздохи, которые эхом прокатывались по окрестностям. Под самыми тучами бесшумно резвились стаи прозрачных драконов с крыльями как у летучих мышей; драконы казались стеклянными и серебристо переливались в блеске чудесной молнии. Иные из них подлетали близко к земле и касались великанов крыльями, а потом снова взмывали, вливаясь в скопище себе подобных тварей. Лес в долине был уже не лесом, а волнующимся морем живых существ — мохнатых, многоруких и злобных, похожих одновременно на людей и на пауков. Они стонали, кряхтели, рычали, выли и размахивали тысячами рук, как будто грозя графу, которому предстояло вместе с дорогой устремиться в их страшную толпу.
Сарацинской игле пришлось перебарывать страх Рейхарда болью такой силы, что из его горла вырвался громкий крик, эхо от которого заставило великанов зашевелиться, вызывая обвалы, гул и трясение земли, и обратить взоры на путника. Ближайший исполин выпростал свою гигантскую руку с чёрными узловатыми пальцами и устремил её к всаднику и коню, намереваясь схватить обоих, но графский конь, встав на дыбы, звонко заржал и ринулся к колдовскому лесу с такой прытью, что из-под его копыт полетели искры. Он успел нырнуть в самую гущу чудовищных существ, бывших когда-то деревьями, и скрыться в их толпе прежде, чем к нему подлетела гигантская рука. Исполин в сердцах вырвал с корнем несколько деревьев-оборотней, и стон досады прокатился по окрестностям.
Между тем к всаднику со всех сторон потянулись мохнатые руки. Граф, привязав поводья к своей левой руке, в правую взял меч и, не ведая страха, принялся разить конечности страшных тварей, которые с воплями боли отдёргивали их. Графский скакун мчался сквозь лес, видимо зная цель пути не хуже своего седока. На угрожающие вопли оживших деревьев он отзывался коротким злым ржанием. Наконец жуткие существа расступились, дорога вырвалась на простор и показался герцогский замок. Граф едва узнал его. Перед ним предстало одно из самых удивительных видений призрачного мира, явленного ему колдовской молнией. Хорошо знакомый графу замок, как и всё вокруг, чудесно преобразился: его здания стали как будто стройнее и выше, башни — ажурнее, шпили — тоньше, и во всех распахнутых окнах светились огни. Но больше всего поражали стены и крыши, которые нестерпимо сверкали и переливались в блеске молнии, отчего казалось, что они выложены из драгоценных алмазов, сапфиров и чистейшего горного хрусталя. Прозрачные драконы кружили над стрельчатыми башнями, едва не задевая их своими крыльями.