— Золота у меня и без того довольно, — ответила Бильда. — Мне не золота надо, а кое-чего другого.
— Мою душу? — воскликнула Мелисинда. — Возьми её. За одну ночь с Вивенцио я готова на всё, даже на адские муки!
— О, уж они-то тебе обеспечены и без Вивенцио, — колдунья насмешливо скривила рот. — Одного убийства мужа хватит, чтобы отправить тебя прямиком в преисподнюю.
— Пусть, — молвила Мелисинда упрямо, — пусть будет преисподняя, но я хочу Вивенцио! Скажи: ты можешь мне помочь?
Колдунья засмеялась каркающим смехом, от которого Мелисинду бросило в дрожь, подошла к очагу, помешала варево в котле и вернулась к столу.
— Нелёгкой работы ты от меня просишь, — сказала она. — Но, я думаю, ты получишь своего Вивенцио…
— У тебя есть приворотное зелье? — с надеждой спросила Мелисинда. — Или ты знаешь верное заклинание? А может быть… О, я не смею надеяться на это… Может быть, ты вернёшь мне молодость и былую красоту?
— Нет, — ведьма покачала головой, — возвращать молодость под силу лишь самым могущественным из порождений тьмы. А я, старая, слаба, моя сила давно истощилась, даже заклинания мои не всегда действуют… Но кое-какие колдовские приёмы ещё сохранились в моей памяти… — Она приблизилась к Мелисинде. — Ты должна всё сделать так, как я тебя научу…
В замок графиня вернулась далеко за полночь и уже на следующее утро приступила к выполнению плана, внушённого ей старой ведьмой.
По её просьбе Гертруда, её доверенная служанка, отправилась в деревню и к вечеру привела молодого рослого крестьянина Фрица. Этот Фриц был известен как неисправимый бабник и мот, не раз он был бит своими земляками за прелюбодейство с чужими жёнами, а уж по части пьянства ему не было равных во всей округе. Постоянно нуждавшийся в деньгах, он сразу согласился на предложение посланницы Мелисинды. Крестьянский парень даже возгордился собой и начал строить планы большого кутежа, когда получит от старой графини бриллиантовый перстень за услугу, которая казалась ему сущим пустяком.
Проворная служанка провела его, незаметно от других слуг, тёмными потайными ходами в покои госпожи. Графиня сидела в глубоком кресле и, кутаясь в шаль, которой умертвила мужа, без всякого выражения смотрела на молодца, вышедшего из небольшой дверцы в углу.
— Я всё сделала, госпожа, как ты велела, — сказала Гертруда, кланяясь. — Парень он здоровый, сочный, на бабах проверенный — будешь очень довольна!
— Готов всегда по первому твоему призыву заменять тебе мужа! — захохотал молодец, но графиня, брезгливо сморщившись, жестом заставила его умолкнуть.
— Скажи мне, мужик, — сказала она, тяжело задышав, как всегда бывало с ней при сильном волнении. — Скажи мне, способна ли я ещё нравиться вашему брату? Способна ли возбуждать в вас желание, разжигать страсть в вашем сердце?
— О да, госпожа! — ответил лукавый корыстолюбец, подавляя ухмылку при взгляде на лицо графини, уродливость которого не мог скрыть слой белил.
Его ухмылка не укрылась от зоркого взгляда Мелисинды и она застонала от отчаяния. Но уже в следующую минуту она взяла себя в руки.
— Ты получишь обещанное, но только после того, как в постели проявишь свою мужскую доблесть, — сказала она, и прибавила, обращаясь к служанке: — Ступай, Гертруда, и проследи, чтоб в мои покои никто не вошёл.
Служанка скрылась. Мелисинда задула свечу и велела мужлану повернуться лицом к стене: она не желала, чтобы он видел, как раздевается графиня фон Ашенбах. Сняв с себя платье и оставшись в одной лёгкой накидке, она забралась в постель и сразу прикрылась одеялом. Её всю сотрясала нервная дрожь; рука, засунутая глубоко под подушку, сжала рукоять припрятанного там дамасского кинжала.
Почёсываясь, посмеиваясь и пьяно икая, Фриц стянул с себя одежду, подошёл к кровати и неумело, явно непривычный к такой роскоши, взлез на пуховик. Когда его потные руки обхватили её, графиня зажмурилась и попыталась представить, что её обнимает Вивенцио, но запах чеснока и дешёвого пива, которым пропах деревенский увалень, никак не способствовал её мечтаниям; чесночный запах коробил её, она морщилась и отворачивала лицо.
У Фрица дело не шло. Старая кобыла отнюдь не распаляла его пыл и её увядшие прелести не находили отклика в его чреслах. Минута проходила за минутой, уже колокол на надвратной башне пробил полночь, а он всё никак не мог возбудить себя настолько, чтобы ввести член в отверстие между ног старухи, как она того требовала. При одном взгляде на её уродливое лицо у бедняги разом пропадала вся его потенция. Наконец ему пришла идея прикрыть платком её лицо, но когда он заикнулся об этом, Мелисинда испустила стон, полный звериной ярости. Более жестокого удара по её самолюбию нанести было невозможно. И всё же, убедившись, что у её незадачливого наездника ничего толком не выходит, она принуждена была согласиться на его условие. Этого требовали интересы дела: Фриц должен был быть умерщвлён в тот самый миг, когда начнёт испускать семя в её, Мелисинды, чрево; таково было непременное условие старой ведьмы, необходимое для свершения колдовства.