А, идите вы к чёрту! - кипятился слепец, которого звали Руди. - Мне нужна новая правая рука!
Получишь её, коли удачно бросишь кости.
Ганс вдруг подумал о жене. Она ведь ничего не знает. Она может войти в избу и попасть в лапы к этим демонам!
Слепец с сильными руками вышел на середину избы и стукнул об пол палкой, привлекая к себе внимание.
Значит, так, - объявил он. - Голову отдадим Зиберту. Остальное будем делить.
Правильно, Гюнт! - загудели слепцы. - Остальное поделим по жребию, как всегда делаем!
Мне-то правая рука не нужна, - продолжал Гюнт, - так что твои, Руди, шансы заполучить её повышаются.
А ноги? Ноги? - чуть ли не хором заголосило сразу трое или четверо.
Ноги для слепцов были, пожалуй, самой большой ценностью из того, что называлось телом Якоба Герштеккера. Слепцы их ощупывали с особенным вожделением.
Хороши ножки! - причмокивали они. - На них до самого Нюрнберга дойдёшь, а то и того дальше - до блаженной Италии...
На каждую ногу будем бросать кости отдельно, - сказал Руди, - так, как мы это делали в Остенвальде. Затем разыграем живот, грудь и по отдельности - руки...
Я требую отдать мне живот без жребия! - тонким голосом проверещал низенький слепой. - Я не менял живота без малого девяносто лет, и если бы у вас были глаза, вы бы увидели, что из меня уже вываливаются сгнившие кишки! Пощупайте! Чувствуете, как лопается кожа?...
Ну уж нет, Шютц, - злобно отрезал Руди. - Ты будешь бросать кости вместе со всеми.
Остальные согласно закивали:
Правильно! Не давать ему поблажки! Это из-за него мы не видим света, пусть мучается...
Внезапно они смолкли и насторожились. Со стороны тропы донёсся приближающийся конский топот. Гюнт сдавил писарю рот, чтоб не вздумал крикнуть. Слышно было, как лошадь ночного гостя остановилась и всхрапывает у крыльца, как сам гость, громко отдуваясь, подходит к двери.
Он ещё не вошёл, а Ганс уже понял, кто это. Из города вернулся работник!
Алоиз, стой! - закричал он срывающимся голосом. - Не входи в дом! Беги!
Но крик его от волнения получился слишком тихим. Дверь распахнулась, и в её проёме возник молодой бородач в лихо сдвинутой набок матерчатой шапке с пером. Алоиза качало от выпитого пива. Нетвёрдыми шагами он вошёл в полумрак избы, остановился и завертел головой.
Беги! - ещё громче крикнул Ганс, но было уже поздно. Тёмные фигуры кинулись на бородача со всех сторон.
Эй! Вы кто? Пустите меня! - заголосил было работник, но слепцы повалили его и принялись душить.
Ганс с содроганием смотрел, как тело распластанного на полу Алоиза бьётся в предсмертных судорогах.
Задушивший его Гюнт выпрямился.
Ну, Шютц, твои шансы получить новое брюхо удвоились, - пропыхтел он, скалясь в ухмылке. - Теперь мы имеем два новых живота, две новых груди, четыре ноги, четыре руки и одну голову. Такого славного улова у нас не бывало много лет!
В Остенвальде мы тоже неплохо поживились, - сказал басом слепец по имени Килькель. - Помните верзилу-бочара?
Тебе досталась его голова, - сказал Руди.
Да, и её узнал тот малый в Тюбингене, - подтвердил Килькель. - Из-за моей новой головы мы чуть не погорели!
Это потому, что мы не разукрасили её синяками, чтоб её никто не узнал, - рассудительно сказал Николаус - слепец с одной здоровой ногой и с одной дряхлой, отчего при ходьбе он сильно хромал. - Голову надо будет отделать как следует, а то не оберёмся хлопот. Так и на костёр угодить недолго.
Нас всё равно сожгут, рано или поздно, - мрачно заметил Руди.
Гюнт принюхался.
Скоро рассвет, - сказал он. - Торопитесь с заклинаниями, а то не успеете. А я пока приставлю Зиберту новую голову...
Он взял большой ржавый нож, наклонился над бородачом и перерезал ему шею. Затем, держа отрезанную голову в обеих руках, приблизился к сидевшей на скамье жуткой безголовой фигуре, нашёл на ней шею и приставил к ней голову.
Ганс следил за его действиями, цепенея от ужаса. А когда слепец, придерживая голову на плечах своего товарища, начал произносить заклинание, горло Кмоха сдавил безумный страх. Магические слова не принадлежали ни одному из земных языков. Гюнт издавал звуки, похожие отчасти на козлиное блеянье, а отчасти на кошачье мяуканье. Несколько раз он сбивался, прокашливался и начинал всё сначала. Наконец он оторвал руки от головы и та осталась сидеть на плечах безголового!
Кмох вытягивал шею, вглядываясь в слепца с головой Алоиза. Лицо на голове обрело осмысленное выражение. Только глаза слепо смотрели куда-то в пустоту.
"Алоиз" встал, повертел головой, приноравливаясь к ней, и проговорил голосом покойного работника, только слегка приглушённым:
Ну вот, теперь другое дело. С новой головой чувствуешь себя словно заново родившимся.
Это нестарая голова, Зиберт, - сказал Гюнт. - Прослужит тебе лет восемьдесят, не меньше!
Эх, жаль, глаза по-прежнему не видят... - Зиберт подошёл к слепцам, азартно метавшим кости. - Я бы не отказался ещё от левой ноги и груди.
Прости, Зиберт, но ты получил голову без жребия, так что по нашим правилам уже не можешь участвовать в дальнейшем дележе, - возразил Руди, бросавший кости.
Пятеро уродов расположились на полу возле несчастного обезглавленного Алоиза и по очереди бросали два кубика с насечками. После каждого броска они тянули к кубикам руки, ощупывали выпавшие насечки и из их глоток вырывались то вопли отчаяния, то радостный смех.
Две шестёрки! - гаркнул Килькель. - Правая рука - моя!
А левая - моя! - спустя минуту провопил Руди.
У нас есть ещё одно тело, - Гюнт кивнул в сторону связанного писаря. - Может быть, тебе, Зиберт, что-нибудь перепадёт, когда мы начнём его разыгрывать. А пока садись и жди.
Те, кому улыбнулась удача, расселись вокруг безголового тела Алоиза и положили свои руки на предназначенную им часть трупа. Вновь в тишине послышались жуткие сатанинские звуки, от которых Ганса бросило в дрожь. Словно врата ада приоткрылись на мгновение там, где сидели страшные создания. Они читали заклинания, и всё сильнее Кмоха охватывал ужас. В глазах его потемнело, он чувствовал, что начинает задыхаться...
Наклонившихся над трупом слепцов словно заволокло пеленой, а когда в глазах у Ганса прояснилось, он обнаружил на том месте, где только что лежал труп Алоиза, какие-то странные, высохшие, почернелые части человеческих тел. Это были те части, которые ещё минуту назад принадлежали слепцам и от которых они избавились благодаря заклинанию!
Зато труп Алоиза как будто распределился по этим увечным. Краше они, может быть, и не стали, зато явно улучшили своё телесное состояние. Они ходили по избе, подпрыгивали, приплясывали, привыкая к своим новым членам, ругались или удовлетворённо хмыкали.
Моя новая нога превосходна, лучше не надо! - говорил Руди. - Правда, она чуть длиннее другой, но это неважно. Главное - она совсем целёхонькая и на ней можно даже скакать!
На моей новой правой руке нет ни одной язвы, - вторил ему Килькель, - кожа даже не начала сохнуть. Сколько она мне послужит, как ты думаешь, Николаус?
До следующего трупа, который мы получим, - смеясь, отвечал Николаус, которому досталась грудь Алоиза. - До следующего трупа!
Их товарищи, которым от бородача ничего не перепало, прислушивались к веселью с явным неудовольствием.
Хватит вам беситься! - пропищал наконец коротышка Шютц. - Давайте скорее приступим к разделке второго тела. Мне осточертело ходить с драным животом. Может, я сейчас получу новый?
И он впился дрожащими от вожделения пальцами в живот Герштеккера.
Зиберт грубо толкнул его в спину.
Тебе нужен живот? - проговорил Зиберт с яростью. - А нам всем нужны глаза! Да, мы хотим видеть, чёрт тебя подери, но обречены на вечную слепоту, и повинен в этом ты, Шютц!
Зачем вспоминать старое? - заскулил тот. - Это было так давно... Лет триста прошло, не меньше...
Да, - распаляясь, продолжал Зиберт голосом бедняги Алоиза. - Мы бродим по миру триста лет, перебиваясь подаянием. И на эту нищенскую жизнь, на вечное попрошайничество обрёк нас ты, Шютц!