В тот день я выпил лишний стаканчик вина... - дрожащим голосом пролепетал коротышка, отползая на четвереньках от разгневанного приятеля. - Я забыл заклинание для заимствования глаз... Забыл... Я повторял, повторял его весь день и всю ночь, но оно такое сложное, такое труднопроизносимое, что... - Шютц прослезился. - Что в тот момент, когда надо было взять новые глаза, оказалось, что я забыл его...
Забыл! - закричал Килькель громовым басом. - А того человека, которому мы отдали наши души в обмен на заклинания, и след простыл... Где нам теперь его искать?
Но это был не человек! - взвизгнул Шютц. - Это был сатана в человеческом облике!
Слепцы умолкли. Словно ледяной вихрь промчался между ними, они поёжились, зубы их дробно застучали.
Да, это был сатана, не иначе, - согласился молчаливый Андреас. - Он хромал и картавил, один глаз его был закрыт бельмом, а другой глядел так пронзительно, что мороз продирал по коже...
До встречи с ним мы были нищими, больными, убогими бродягами, наши тела разъедала проказа, - сказал Гюнт. - Были, считай, наполовину мертвецами... Он встретился нам в полночь у развилки трёх дорог и подарил бессмертие...
Заклинания, которым он нас научил, не только спасли нам жизнь, но и продлили её на сотни лет, - подхватил Зиберт.
Помните самую первую нашу жертву - подвыпившего прохожего, которого мы подстерегли на дороге и задушили? - заговорил мечтательно Николаус. - Тогда мы впервые испробовали заклинания на деле. И получили от ещё тёпленького трупа его руки, ноги, голову, грудь и живот. А взамен отдали ему части наших изъеденных проказой тел... До сих пор с удовольствием вспоминаю, как мы в первый раз кидали жребий, - он захихикал, потирая руки. - Мне тогда повезло больше всех! Я получил новую голову, правую руку и торс!
Мы взяли от трупа всё, кроме глаз! - рявкнул Зиберт и с силой выбросил кулак в том направлении, где, по его расчётам, должен был находиться Шютц.
Но вместо Шютца ему подвернулся деревянный чурбак. Зиберт выругался.
Ну, Шютц, попадись ты мне, безмозглая скотина!
Что стоит бессмертие без глаз? - заговорил Гюнт. - С глазами мы бы не нищенствовали. Мы разбойничали бы на дорогах и легко завладевали бы новыми молодыми телами...
Или стали бы ростовщиками, - подхватил Николаус, вспомнив своё давнее прошлое. - Ссужали бы деньги под проценты!
Или открыли бы харчевню, - поддакнул Руди.
Гюнт в сердцах ударил палкой по полу.
Каждый из нас запомнил одно из заклинаний, которые сообщил нам хромой незнакомец, - сказал он. - Мы запомнили заклинания для заимствования ног, рук, головы, торса, живота с кишками... Все вместе, объединившись, мы можем взять у трупа всё его части... Тебе, Шютц, доверили запомнить заклинание для заимствования глаз. И ты подвёл. Подвёл нас всех.
Такое простить невозможно, - негодующе зашипели слепцы. - С глазами мы жили бы припеваючи, не мёрзли бы под снегом, не мокли бы в лохмотьях под дождём...
Они окружили Шютца и принялись пинать его ногами.
О! о! о! - вопил Шютц. - Бедный мой живот! Только не по животу... Он гниёт, из него вываливаются внутренности... О!... о!... о!...
Зиберт вдруг разразился мстительным хохотом.
Знаете, что? - рявкнул он. - Если ему нужен новый живот, то он его получит! Там, у забора, лежит здоровая, толстая, только что задушенная баба. Совсем свежая...
Ганс похолодел. Внутренне он уже был готов к тому, что его жена погибла, но всё же слова слепца заставили его содрогнуться.
Её живот слишком толст для моего тщедушного тела, - проскулил Шютц. - Если вы мне его передадите, то он будет выпячивать... К тому же он всё-таки... женский...
Слепые подхватили смех Зиберта.
Это будет для тебя хорошим наказанием, гнусный пропойца, - сказал Гюнт. - Тащите его к бабе! Дадим ему новый живот, чтоб не ныл!
Дадим! - заголосили слепцы, подхватили упиравшегося Шютца и толпой вывалили из дома.
Андреас, Килькель, останьтесь здесь и следите, чтоб хозяин не сбежал, - прибавил Гюнт, выходя с остальными из избы.
Ганс непрерывно крестился, шептал молитвы и с надеждой смотрел на окна, за которыми реял слабый свет зари. Ему почему-то казалось, что утро должно развеять колдовские чары. Во всяком случае, при свете дня слепцы уже не должны казаться такими страшными...
Со двора доносились голоса слепцов, среди которых выделялся пронзительный писк коротышки Шютца. Наконец жуткие создания снова ввалились в избу и сразу направились к связанному писарю. Почуяв свою смерть, Герштеккер побагровел, застонал, задёргался.
Килькель вытащил из кармана игральные кости.
Разыгрываем голову, - деловито сказал он. - Кому нужна новая голова?
Мне! Я не менял свою семьдесят лет, с неё слезает кожа!
А я свою - сто двадцать! В ней не осталось ни одного зуба и ввалился нос, как у мертвеца!
К чему эти вопросы, Килькель? - рявкнул Руди. - Новая голова нужна четверым из нас! Бросай скорее кости!
Шатаясь и постанывая, в дом ввалился Шютц. Его тело в нижней части было уродливо раздуто - всё-таки жена Ганса была женщиной весьма тучной. При маленькой голове, узкой впалой груди и тонких ручках, полный живот делал Шютца похожим на чудовищного карлика. Его слабые ножки подогнулись, когда он встал на них, и еле удержали пухлый живот.
А вот и Шютц, любитель выпивки! - завопил Зиберт, услышав его шаги. - Пощупайте его, каким он стал аппетитным, каким сочным и мягким!
И впрямь! - заржал Гюнт, хватая Шютца волосатой ручищей остенвальдского бочара. - Слушай, Шютц, а ты, случаем, не беременный?
Его шутка была встречена взрывом хохота. Рука Гюнта проникла между толстыми женскими бёдрами и нащупала волосатую ложбинку, от прикосновения к которой лицо Гюнта расплылось в ухмылке.
Ляжешь под меня, милашка, - проревел он. - Может, хоть на что-то ты сгодишься...
Начинай первым, Гюнт, - пуская от вожделения слюну, прохрипел Зиберт. - А я после тебя!
Ганс, вытаращив глаза, смотрел, как один слепой повалил другого на пол и схватился за его толстые ягодицы. Он сразу узнал эти ягодицы, узнал и дебелый живот, на котором темнели два родимых пятна...
Лизхен! - провопил он исступлённо. - Лизхен! Лизхен!...
Кричи, кричи, - Зиберт на миг обернулся в его сторону. - Мы и твою задницу себе заберём...
Обезумевший Ганс повторял имя жены, глядя, как Гюнт обхватил ручищей свой внушительных размеров член, принадлежавший то ли остенвальдскому бочару, то ли несчастному Алоизу, то ли ещё кому-то, и, наклонившись над Шютцем, шире раздвинул его толстые бёдра...
Лизхен, Лизхен, - доносилось с чердака, но на эти крики уже никто не обращал внимание.
Слепцы столпились вокруг Гюнта и Шютца, с жадным любопытством тянули к ним руки, касались пальцами влажного влагалища Шютца и твёрдого члена Гюнта.
Гюнт не спеша, со смачным хряком, ввёл свой уд в вожделенную расселину и задвигался всем телом.
Кончил? Ещё нет? - Зиберт чутко прислушивался к его участившемуся дыханию. - Ну, хватит с тебя, дай другим...
А-а-а-а... - застонал наконец Гюнт и судорожно задёргался.
Он отвалился от Шютца и, отдуваясь, растянулся рядом на полу.
Его место на бывшем хозяйкином животе занял Зиберт. Первым делом он закатил хнычущему Шютцу оплеуху.
Вот тебе, получи! - прорычал он. - На всю жизнь запомнишь тот стаканчик, который отшиб у тебя память... Ну, шире ноги, фройляйн Шютц!
Ганс, метавшийся по чердаку, едва не вывалился в люк. Лишь в самый последний момент он схватился за его края и отпрянул от отверстия. "Лизхен, Лизхен..." - повторял он.
Мы развлекаемся, забыв, что скоро рассвет, - раздался гнусавый голос Андреаса. - Этак мы можем не успеть разделать второй труп! Давайте-ка лучше бросать кости. Перво-наперво разыграем правую руку...
Писарь снова заизвивался и застонал, но его быстро угомонили несколькими увесистыми ударами палкой. По полу со стуком покатились кости.