Многие из девушек попали в обитель не по собственному желанию, а волей обстоятельств. Они томились от скуки и однообразия монастырской жизни, и неудивительно, что среди них нашлись такие, кто уступил греховным притязаниям Джилиоло. В своей келье он завёл широкую кровать, покрытую матрацем более мягким, чем полагалось по монастырскому уставу. На ней и происходили его игрища с монашками. Джилиоло нравилось целовать их в самые укромные места, тискать их груди и ягодицы, засовывать палец им в рот и во влажную промежность между ног. В начале любовной игры его обращение с совращённой им девушкой ещё сохраняло видимость нежности и благоприличия, но по мере того, как страсть его разыгрывалась, ласки его становились грубее, а объятия - туже. Вскоре маска обходительности совершенно спадала с его лица, оно хищно искажалось, он мял и кусал обнажённое тело, запускал в него ногти, из его горла вырывался рёв терзающего добычу зверя. Это рёв пугал девушку больше, чем свирепость его ласк, особенно если она была с ним впервые. Она стонала от боли, но её стоны и болезненные содрогания лишь подогревали страсть распутника. Именно в эти мгновения он погружал своё отвердевшее удилище в вожделенную щель...
Как ни удивительно, но многим соблазнённым им нравилось подобное обхождение. Целое лето Джилиоло наслаждался жизнью. Но в начале осени случилось событие, сильно его обеспокоившее. Сандра - высокая стройная семнадцатилетняя девушка, одна из первых отдавшихся ему, почувствовала, что ожидает ребёнка.
Она открылась развратнику, явившись к нему в келью, и со слезами умоляла придумать что-нибудь, что могло бы отвести от неё гнев настоятельницы. Джилиоло в смятении хмурил лоб. Монашкам запрещалось покидать обитель, но сюда наведывались их родственники и люди епископа, так что о беременности Сандры могли узнать в городе. Джилиоло грозили неприятности настолько крупные, что он даже боялся помыслить о них. Ему вспомнился монах, которого за надругательство над юной монашкой публично повесили на главной площади Анконы. Лихорадочно расхаживая по келье, Джилиоло воображал, будто не тот монах, а он сам поднимается на помост с виселицей, и страх ледяными пальцами сжимал его грудь...
Прикидывая разные возможности, он в конце концов утвердился в мысли, что Сандре лучше всего скоропостижно умереть. Причём умереть так, чтобы на него, Джилиоло, не пало и тени подозрения.
Размышляя о том, как лучше всего осуществить задуманное, он вспомнил старинную легенду, которую ему в один из первых дней его приезда сюда рассказал старик ризничий. В подвале монастыря с давних пор существует обширный склеп, куда когда-то, в давние времена, складывали тела скончавшихся горожан. Постоянная прохлада и сухой воздух склепа препятствовали разложению тел, отчего казалось, будто в стенных нишах и открытых каменных гробах вечным сном спят живые люди. Легенда гласит, что однажды в монастырском подвале был похоронен богатый торговец, о котором было известно, что в жизни своей он много грешил. Ночь после его похорон выдалась бурной: над Трапани и окрестностями сверкали молнии, грохотал гром и бушевало море, накатывая на берег огромные валы. В ту ночь сам собой звонил монастырский колокол и в подвале монастыря встали из своих гробов мертвецы. Наутро люди, войдя туда, увидели, что тело греховодника сброшено со смертного одра и растерзано в клочья. Никто не сомневался, что это было сделано руками оживших мертвецов по воле Высших Сил. На богобоязненных жителей Трапани это событие произвело настолько сильное впечатление, что они перестали хоронить в монастырском подвале своих умерших. Между хранилищем и нижнем пределом церкви поставили решётку с железной дверью. Дверь заперли на два крепких замка. В легенду эту настолько уверовали, что к подвальной решётке иногда подходили монахини, чтобы помолиться и испросить у покойников заступничества на небесах.
Легенда о ночи оживших мертвецов натолкнула Джилиоло на поистине дьявольский план. Выведав у Сандры, что никто во всём монастыре, кроме них двоих, не знает о её беременности, он объявил ей, что в одну из ближайших ночей они должны спуститься в подвал и покаяться в грехе перед выбитым там на стене изображением Богоматери. Ночь Джилиоло выбрал бурную, когда на небе носились тучи и волновалось море. В полночь к нему явилась Сандра. Они вдвоём спустились в подвал. Накануне монах выкрал у ризничего ключи от решётчатой двери, так что замки не стали для него преградой. Он отворил их и вместе с девушкой вступил в мрачное жилище покойников. Они двинулись между ниш и открытых гробов, стоявших на каменных постаментах. Колеблющийся огонёк свечи выхватывал из тьмы страшные оскаленные лица покойников. Джилиоло держал Сандру за руку, как бы ободряя её. Перед изображением Богоматери Сандра поставила свечу на пол, опустилась на колени и наклонила свою русую головку.
Джилиоло встал позади неё и чутко прислушался. Ни единого звука не доносилось со стороны распахнутой двери. Монах бесшумно приблизился к дрожащей девушке, рывком откинул с её головы капюшон и вцепился пальцами в хрупкую шею. Хрустнули ломаемые ключицы. По телу несчастной прокатилась судорога. Джилиоло опрокинул её на пол и налёг на неё, не выпуская шеи. Содрогания агонизирующего тела сладостной дрожью отозвались в его чреслах. Ощущение, испытанное им, было новым и неожиданно острым. Помертвелое лицо Сандры запрокинулось, изо рта вырвался хрип. Последняя дрожь умирающей вызвала бурное извержение семени у Джилиоло, этого чудовища в человеческом облике. В исступлении он продолжал сдавливать шею уже мёртвой девушки и, урча, как пёс, грызть её лицо.
Лишь через полчаса, когда труп покрылся ранами от его ногтей и зубов, он отвалился от несчастной и перевёл дыхание. Вытерев о плащ Сандры перепачканные кровью руки, он приступил ко второй части своего сатанинского замысла. Он вытащил из ближайшего гроба лежавшего там мертвеца и опустил его на пол рядом с трупом девушки. Тело покойника он привалил почти вплотную к Сандре. Оскаленные зубы черепа прижал к голому окровавленному плечу, чтобы казалось, будто мертвец кусает девушку, а руку покойника положил на её лицо. Скрюченный высохший палец мертвеца он запихнул девушке в рот, так что этот палец едва не оторвался. Отступив на шаг и полюбовавшись созданной им картиной, Джилионо принялся стаскивать с гробов и извлекать из стенных ниш других покойников и подтаскивать к Сандре, чтобы казалось, будто они тоже участвуют в кошмарной оргии. Он изобразил сцену борьбы двух покойников за обладание интимным органом девушки. Палец одного из них он засунул прямо ей в щель. Череп этого мертвеца был оскален, отчего похоже было, что он улыбается. Это особенно понравилось нечестивцу. Он даже засмеялся, воображая, как оцепенеет от ужаса тот, кто войдёт в склеп и увидит эту страшную картину.
Он кинул на труп Сандры ключи от входа в склеп и бросился прочь из подземелья, оставив дверь распахнутой. Тёмными монастырскими коридорами он прокрался на колокольню. Здесь уже явственно слышались раскаты грома и отдалённый грохот морских валов. Джилиоло вцепился в верёвку колокола и несколько раз позвонил. Когда он спускался по винтовой лестнице, колокол ещё гудел, разливая звук по сумрачным залам и галереям. Никто не видел, как Джилиоло добрался до своей кельи и заперся в ней.
Наутро старик ризничий, обходя подвалы, увидел открытую дверь в усыпальницу и не преминул заглянуть туда. У бедняги едва не помутился рассудок от зрелища, представшего его глазам. Спотыкаясь, он поспешил к настоятельнице. Та не поверила известию об оживших мертвецах, спустилась сама и едва совладала с собой. Всё походило на то, что жуткая ночь, о которой рассказывала старинная легенда, повторилась. Ночью была буря и звонил колокол, хотя монахини, которые каждый день бьют в него, сзывая сестёр на молитву, клялись, что ночью не приближались к колокольне.
Настоятельница послала за Джилиоло. Тот по её просьбе вошёл в склеп. Не пробыв там и двух минут, он вернулся с испуганным видом. Лицинии он сообщил шёпотом, что видел среди мертвецов труп Сандры. Вскоре и сама настоятельница, пересилив страх, могла убедиться в страшной истине. Сандра была грешна, сделала она вывод, и высшие силы руками покойников наказали её.