— Как и за любого другого, попавшего в подобную ситуацию, — спокойно ответила Маша, глядя на меня снизу-вверх. — Женя, ты сам не спешил меня обрадовать новостью о своём чудесном спасении, поэтому я переживала чуть дольше, чем это было необходимо.
Так, понятно, она просто обиделась на то, что я не прибежал к ней, объявляя о том, что жив и относительно здоров. Тут, толкнув меня, в Машино купе ввалилась Фыра. Ещё одна обиженная мною дама пожаловала. А обиделась она на меня, потому что я вытащил её с любимой кухни, где несчастное обездоленное, голодное животное все баловали и пытались накормить. В итоге кошка округлилась и уже не была похожа на поджарого подростка со скверным характером. И вот из этого рысинного рая я вырвал её безжалостной рукой. Как она стенала, призывая мою совесть в свидетели. Как цеплялась отнюдь не маленькими когтями за пол, когда я тащил её… По-моему, в полу остались глубокие царапины, а весь персонал кухни дружно меня возненавидел. И вот теперь она прошла мимо меня, демонстративно запрыгнула на диван рядом с Машей и опустила ей голову на колени.
— Если бы мне ещё сказали, в чём именно я виноват, то я, возможно, даже извинился бы. — Уже повернулся, чтобы выйти, но тут мой взгляд остановился на этих двух девицах. — Так, сидите вот так и не шевелитесь.
Фыра с Машей переглянулись, и Соколова осторожно погладила рысь по голове между ушей с кисточками. Я же быстро зашёл в своё купе, открыл чемодан и вытащил из него блокнот с карандашами. Прислонившись к косяку, принялся рисовать эту умиротворяющую картину.
— Что ты делаешь? — спросила Маша, в то время, как поезд слегка дернулся и покатился, набирая скорость.
— А на что похоже то, что я делаю? — ход у поезда был плавный, но всё равно рисовать стоя не слишком удобно. Тем более, что за моей спиной столпилась толпа мужиков, которым было явно нечем заняться, и они теперь пытались посмотреть, что я делаю. Наверное, думают, что я Машу обнаженной рисую. Вот как шеи вытягивают, пытаются мне через плечо заглянуть, гусаки хреновы. — Я вам не мешаю? — повернувшись к егерям, я обратился к Петровичу, которого отрядили охранять деток до портала.
— Нет, ну что вы, ваше сиятельство. — У старшего егеря хватило совести покраснеть и отойти вглубь двухкомнатного купе.
Вскоре я к нему присоединился, решив закончить рисунок в более комфортных условиях. Рысь-предательница осталась с Машей. Когда я закрывал дверь, они, кажется, решили слопать пару пирожных.
Этот вагон был так называемого первого класса. В нем было всего два купе, которые позволяли расположиться всему нашему табору. Еда входила в стоимость билетов и доставлялась на тележке красивой девушкой в таком белом фартучке… И девушка и фартучек были на высоте. Я ей улыбнулся, и, пока девушка ловко сервировала два столика: один для меня, второй попроще для моих людей, я успел набросать её портрет. Конечно, это был не полноценный портрет, но всё равно получилось довольно неплохо.
— Держите, милая барышня. Денег у меня с собой нет, чаевых я вам дать не могу, поэтому пытаюсь расплатиться, как умею, — я протянул ей портрет, а она засмущалась, мило покраснела, и бросила на меня такой взгляд. Я даже пожалел, что со мной столько мужиков едет, которые не спускали с меня глаз.
Ну, ничего, доберусь до изнанки, оторвусь по полной. Я надеюсь. А художником быть, как оказалось, очень даже неплохо. Девчонки строят глазки, даже, если ты им прямо говоришь, что у тебя нет денег.
— Спасибо, — девушка очень аккуратно свернула лист и сунула его в карман фартучка. — Вы меня можете найти в соседнем купе, если я вдруг понадоблюсь.
— О-о-о, вы мне можете понадобиться, — я закатил глаза, девица хихикнула и вышла из купе, а Тихон достаточно сильно пнул меня под столом. — Ай! Ты что, совсем сдурел?
— Не пристало графу на девиц подобного толка засматриваться, — нравоучительно поднял он палец вверх.
— Да что ты говоришь, поборник нравственности, — я раздражённо схватил вилку с ножом. — У меня, между прочем три месяца в постоянной смертельной опасности не было возможности расслабиться.
— Домашние служанки — ещё куда ни шло, дело молодое, и все они клятву верности приносили, и проРысевыми являются. Но бросаться за первой встречной юбкой? Нет, уж. Можете наказать меня, ваше сиятельство, но, не бывать тому, чтобы из-за какой-нибудь вертихвостки вас снова похитили, или вообще с перерезанным горлом из поезда выкинули. Получится, что зря его сиятельство, господин граф Петровича выдернул, чтобы защиты вашу обеспечить? И всё потому, что похоть не можете в штанах удержать?