— Это мой портрет, — всё так же тихо проговорила Мария.
— Да, похоже на то, — я несколько раз посмотрел на портрет, потом на Машу, словно сравнивая.
— Это… это… — не договорив, она развернулась и выскочила из комнаты. Не понял, ей что не понравилось, что ли? Нормальный же портрет.
— Юные девицы такие эмоциональные создания, — криво улыбнулся барон. — Извините Машу, она не специально. — Он коротко поклонился и вымелся из комнаты, а я смог, наконец-то, пожрать. Да, именно пожрать, потому что просто есть я уже не хотел.
На завтрак мне полагалась каша, холодное мясо кролика, хлеб, масло и чай. Кофе не было, свежей выпечки тоже. Ну, я так и думал, что всё слопали до меня. А я так долго ждал, так Тихон, скорее всего, кашу сварить заставил повара, или кто у нас едой занимается.
— Там в малой гостиной жандармы из городской управы ждут, ваша сиятельство, — сообщил Тихон, когда заметил, что я уже наелся. — Да следопыты вернулись, много чего интересного нашли. Вам бы их тоже послушать не помешает.
— Послушаю, — я кивнул, раздумывая, как идти на допрос. — Как только от представителей власти отделаюсь, так сразу же позовешь их в ту же малую гостиную, чтобы мне по всему дому не бегать, комнату свободную не искать. Хотя, нет, — я вовремя вспомнил наказ деда. — Потом я пойду демонстрировать, как именно застрелил ту зверушку летающую и клыкастую. А вот потом поговорим со следопытами в той же самой малой гостиной. — Я снова подумал и решительно произнёс. — Вот что, забинтуй мне голову.
— Зачем? — немного опешил Тихон. — Зажила же почти рана.
— А у нас что, с бинтами напряжёнка? — я нахмурился. — Или тебе сложно пару туров на голове изобразить.
— Мне не трудно, я не понимаю, зачем это нужно, — пробурчал Тихон, но взял в руки бинт, который ещё от вчерашнего бинтования остался.
— Затем, чтобы жандармы видели, насколько сильно я ранен, — терпеливо ответил я денщику, который в это время наматывал мне бинт на голову. — Как мужественно я терплю боль, чтобы поговорить с ними, и как им нужно постараться найти нападающих, пока я не преставился. — Я послушно наклонил голову, когда Тихон попросил это сделать.
— Придумаете тоже, ваше сиятельство. — Тихон хмыкнул. — В управе у нас суровые ребята работают, не сможете вы их повязками разжалобить.
— Ну, это мы посмотри. Кстати, а где у нас управа находится?
— В городе, где же еще? — Тихон удивленно глянул на меня.
— А, может быть, ты мне скажешь, как город называется? — и я весьма демонстративно постучал себя кончиком пальца по лбу.
— Так ведь Ямск с утра был, — Тихон заправил кончик бинта, и подошёл к столу, чтобы собрать посуду.
— Ямск, угу, — я задумался. Название города мне ни о чём не говорило. — А далеко он от нашей усадьбы?
— Десять километров, — ответил Тихон.
— Да, брось ты посуду, потом соберешь, — я встал, потрогал руками повязку. Пойдёт. — Лучше проводи меня в малую гостиную, а то я не в курсе, где именно она у нас расположена. Надо уже поговорить с суровыми жандармами, а то с них станется меня самого виноватым назначить. — И я вышел в коридор, пропуская перед собой Тихона, потому что правда не знал, куда надо идти.
Глава 6
Малая гостиная располагалась на первом этаже. Это была довольно уютная комната, с минимумом мебели. Пастельные тона, воздушные шторы, изящная лепнина создавали приватный уют, который был далек от официальных переговоров с представителями местной власти.
Стоило пройти в кабинет, но я решил: «слишком много чести для жандармов, обойдутся!»
Вот беседовать с девушкой о чем-нибудь романтичном, а то и фривольном — вот для этого комната подходила просто отлично.
Жандармов было двое. Они казались здесь совершенно чужеродными элементами, в своей черной форме, и с постными лицами. Им здесь явно не нравилось: не нравилась усадьба, комната, а я так вообще с первого взгляда вызвал отвращение. Но они крепились, потому что долг превыше всего. А вот оружия я ни у одного из них не заметил. Хотя, это могут быть следователи, а они вроде бы постоянно с собой стволы не таскают.
Осторожно пройдя по комнате, я сел в кресло с высокой спинкой, и посмотрел на жандармов, которые садиться, похоже, даже не собирались.
— Присаживайтесь, господа, — умирающим голосом произнёс я, указывая на стулья, стоящие напротив моего кресла. — Не стойте, в ногах правды нет.