Палач снова взмахнул рукой и прочитал новое заклинание. Сперва Виктор ничего не почувствовал, но через несколько мгновений понял, что с ним произошло. Дознаватель громко рассмеялся и своим смехом лишь подтвердил догадки иномирца:
— Да, да! Ты всё правильно ощущаешь. Сколь мучительна ни была бы агония, мои чары не дадут твоему телу впасть в бессознательное состояние, тем самым оказывая мне медвежью услугу. Так что, увы, звёзды сегодня не на твоей стороне. А сейчас я на минутку позволю тебе говорить, но пока я не задам вопрос, старайся не произнести ни звука, ладно? Иначе будет больно.
Отложив скальпель в сторону, Палач щёлкнул пальцами. Виктор сразу же почувствовал, что мышцы лица снова ему подчиняются и захотел закричать, но с титаническим трудом заставил себя этого не совершать. Заключённый медленно кивнул, давая знак о том, что он готов к вопросу.
— Ну, приступаем. Скажи мне, Викферт, что тебе известно о Книге Сожалений? Подумай хорошенько прежде чем ответить.
Виктор стал нервно перелистывать свои воспоминания об этом мире, пытаясь найти хоть какое-нибудь упоминание об этой Книге. Может, думал Виктор, Грокотух о ней упоминал, или же Йормлинг. Но, увы, после минуты раздумий в мыслях заключённого не крутилось ни единой зацепки.
— Мне ничего не известно Книге Сожалений, — ответил он. — Я клянусь, что никогда не слышал ни о чём подобном. Пожалуйста, отпустите меня, и я буду делать всё, что вы прикажете. Умоляю вас! Я…
— Довольно. Неужели ты думаешь, что я удовлетворюсь этим ответом? Я ведь предупредил, что мне нужны ответы. И если у меня их не будет, тебе не поздоровится. Вот и всё.
— Но где же тут логика?! — Виктор практически перешёл на истерический крик. — Это неимоверно глупо! Что же мне делать? Придумать эти сведения, лишь бы не попасть под нож?! Так, значит, работает ваш Орден? Тогда поспешу расстроить: вся подобная «ценная» информация, которую вы так выбиваете, лишь плод воображения готовых на всё ради жизни «еретиков»! В моём мире много веков назад было абсолютно то же самое. Инквизиторы хватали якобы ведьм и выбивали из них признание в содействии злым силам, хотя на самом деле они были простыми домохозяйками и просто чем-то не удовлетворили светских господ!
Палач довольно усмехнулся и вооружился скальпелем. Один щелчок пальцев и рот Виктора снова оказался окаменелым. Дознаватель приблизил лезвие к глазам заключённого и ответил:
— Логика, говоришь? А у нас своя логика. Не дерзи наместникам Света в этом мире, во всём им помогай и будь готов жизнь отдать ради блага Ордена, запомнил? А теперь молись своим богам или во что ты там веришь, потому что сейчас тебе будет нестерпимо больно.
Внутри Виктора пылал огонь. Заключённый изо всех сил пытался хоть немного шевельнуться, но магические оковы Палача не давали сдвинуться ни на сантиметр. Даже веки перестали опускаться, отчего глаза уже начинали испытывать неприятные режущие ощущения и стали истекать едва ли увлажняющими слезами. Виктор отчаянно кричал, и ему казалось, что у него это неплохо получается, но на деле это была лишь разгорячённая фантазия, подкреплённая толикой страха и холодной паникой.
Палач приподнял одну ладонь Виктора и оглядел подушечки пальцев. Странные руны занимали его всего пару мгновений; внимание дознавателя было всецело обращено на плоть заключённого, которую можно было с огромным успехом всячески истязать. Лезвие скальпеля коснулось основания большого пальца правой руки Виктора, прямо напротив основного сустава.
— Забыл сказать, — отвлёкся палач, задумчиво оглядывая свой инструмент. — Ты наверняка незнаком с материалом, из которого сделана эта вещь. Этот металл называется соляной сталью, и используется исключительно в стенах нашего храма. Да-да, ты не ослышался, сталь соляная. Раны будут бесконечно мучительно гореть, я гарантирую это.
Последнюю минуту Виктор всем сердцем надеялся, что дознаватель лишь блефует, но все надежды рухнули, когда заключённый выцепил краем глаза взгляд Палача. В нём было столько желания приносить страдание, что на миг Виктора охватила полная апатия и абсолютное смирение. И все эти эмоции, весь немой страх, все мысли вдруг мгновенно испарились, когда невероятно острое лезвие скальпеля с едва слышимым хрустом вонзилось в палец заключённого, безжалостно отделив его от ладони.
Хлынула кровь. Как и обещал Палач, Виктора охватила агония. В груди бушевал ураган, он готов был вырваться наружу единым криком, но чары дознавателя всё ещё действовали и надёжно выполняли свою сковывающую функцию. А сам же Палач грубо продолжал свои мучения: он ковырял кончиком скальпеля открытую и кровоточащую рану, соскабливая куски плоти с оголённой кости. И, кроме всего прочего, соляная сталь действовала именно так, как и обычная соль — обрубок пальца словно пылал на настоящем огне.
— Ты не волнуйся. Ещё пару пальчиков — и я повторю свой вопрос, — с улыбкой на лице сказал Палач, поднимая отлетевший в сторону палец и став его осматривать. Он играл бровями, хмурился, поворачивал трофей под разными углами и в итоге рассмеялся: — Ха! Нет, ну надо же! Руническая магия. Твой Лагош что, болотник, что ли? Ладно, оставлю себе на память, ты не против? Конечно не против.
Скальпель отправился в карман, а Палач отошёл к книжному шкафу и положил отрезанный палец на самую верхнюю полку. Остановившись, он стал читать вслух названия на корешках фолиантов, будто и забыв о том, что неподалёку лежит и мучается от нестерпимой боли Виктор. Дознаватель отошёл от шкафа лишь через несколько минут, но направился он не к кровати, где лежал заключённый, а к столу со своими инструментами. На сей раз, недолго думая, он выбрал уже появлявшиеся в его руках ранее клещи.
— А знаешь, — задумался Палач. — Как можно получать удовольствие от пытки, если твой подопытный молчит, как рыба? Непорядок.
Недовольно покачав головой, дознаватель снова вернул своему заключённому возможность издавать звуки, чем тот незамедлительно воспользовался и завопил так, как не вопил никогда в жизни. Все муки, что были заперты внутри окоченевшего тела, разом вырвались наружу в десятикратном размере, и палача это явно забавляло:
— Хо-хо-хо, какая экспрессия! Сколько чувств! Да ты прирождённый актёр, Викферт. Но ничего, ничего. Мы сейчас придадим твоим эмоциям ещё более живой оттенок, даже чересчур живой. Сгустим краски, так сказать! Начинаем.
На этот раз Палач выбрал своей целью указательный палец. Зацепив клещами кончик ногтя, он довольно подмигнул Виктору, который до сих пор не унимался и продолжал кричать, хотя всё его существо пыталось этого не делать. Дознаватель в последний раз убедился в крепости своей хватки и стал медленно вытягивать ноготь из его законного места.
— Хва-а-атит! — вырвалось из глотки Виктора во время очередной порции воплей. — Сто-о-ой!
— Что-что? Дёргать, говоришь? — Палач резко выдернул ноготь и отложил клещи в сторону, наблюдая за результатом своей работы. Заключённый, казалось, от боли был уже невменяем, так что никакой информации, по мнению дознавателя, добыть сегодня уже не удастся. — Эх, перестарался! Как же это я так?..
— Прошу, хватит… не надо больше…
Палач тяжело вздохнул, походил по помещению, решая, продолжать свои пытки, или же отложить их на следующий день, когда заключённый отдохнёт, немного наберётся сил и будет готов к «расколу», так как не захочет повторения мучений.
— Стража! Заберите этого олуха отсюда и оттащите обратно в камеру!
С этими словами дознаватель вновь вернул Виктору контроль над телом и возможность упасть в обморок, чем разум заключённого незамедлительно воспользовался. А в пыточную камеру тем временем вошёл капитан стражи. От остальных охранников его отличали покрывающие абсолютно всё тело позолоченные латы, украшенные алой геральдикой, а также закрытый шлем-бацинет с тонкой прорезью для глаз. Капитан снял с пояса наручники и, встав возле Палача, поклонился ему.
— Да, да, здравствуй, — отмахнулся дознаватель от стражника и стал разгребать свой стол с инструментами. — Займись бедолагой.