Виктор решил, что опасность разоблачения с прибытием новых гостей многократно возросла, а потому старался прятать своё лицо, опускать взгляд или скрываться за телом герцога. Его единственным преимуществом было то, что все те, кто будут на него смотреть, вряд ли станут ожидать подлой подмены, не видя в этом ни малейшего смысла, а потому, скорее всего, попросту убедят самих себя, что разница между старым Берком и нынешним им попросту почудилась. Все эти мысли о возможном провале операции снова заставляли Виктора нервничать, а Даши, которая могла бы его успокоить, как назло всё не было и не было. Адмирал, к слову, тоже появляться на банкете не спешил, отчего в душу иномирца стали закрадываться не самые приятные фантазии, которые он тут же гнал от себя прочь.
В центре зала стояла самая огромная пирамида из бокалов с шампанским, которую только Виктор когда-либо видел. Несколько десятков человек окружили её, взявшись за руки, и не смогли это сооружение полностью обхватить. Каждый слой бокалов немного уменьшался, поднимаясь вверх, а самый последний элемент пирамиды почти задевал высоченный потолок. А те самые фениксы, что зажигали свечи на люстрах, выхватывали бокалы из абсолютно неожиданных мест и разносили их всем тем, кто ещё не обзавёлся своей порцией игристого напитка. И в каком бы месте услужливые птицы не нарушали целостность пирамиды, она не рушилась и даже не шаталась. Хотя, один из слуг громко объявил о том, что трогать этот монумент очень нежелательно, потому что фениксы, во-первых, обучены этому с самого рождения, а, во-вторых, используют для равновесия шампанской пирамиды кое-какие чары.
Пока Виктор, от изумления проглотив язык, наблюдал за происходящим, перед ним запорхала одна из волшебных оранжевых птиц. Она протянула иномирцу бокал и стала смиренно ожидать, пока тот примет подношение. Как только Виктор забрал напиток и кивком поблагодарил феникса, тот улетел под свод.
— Прекрасные создания, — заявил герцог. — Сколь умны и мудры они! Ты даже представить себе не можешь, сколько раз фениксы меня выручали в мелких и крупных проблемах. У меня есть одна личная пташка — Глория. Так вот она каждое утро будит меня именно в то время, о котором я её с вечера попросил. Глория частенько работает курьером. Она прекрасно ориентируется на суше и на море — может запросто переправить моё послание через весь океан и без труда отыщет там линкор адмирала Шарпа, даже если до него месяц пути. Ещё она всегда знает, когда мне плохо или хорошо. Порой, во время моей скорби, Глория садится рядом, смотрит на меня… и плачет. Я не шучу, у неё действительно бывают слёзы.
— А могу ли я завести одну такую? — поинтересовался Виктор.
— Отчего бы и нет. Хьюбнекхт, — подозвал Герберт слугу. — Принеси сюда одного из птенцов.
— Сию минуту, Ваша Светлость, — кивнул мальчишка, убегая в подсобные помещения. Спустя несколько минут он вернулся, держа в руках едва оперившуюся малютку размером не больше чем с кулак. Птенец, однако, не боялся и не улетал: он спокойно ожидал то ли приказа, то ли своей участи.
Виктор аккуратно перенял волшебное существо в свои ладони и улыбнулся.
— Ну, привет, — сказал он.
Птенец что-то пропищал в ответ.
— Он просит, чтобы ты дал ему имя, — сказал герцог. — Назови же его!
— Чарли, — решил Виктор, вспоминая, что когда-то давно так звали его домашнего попугайчика. — Тебя будут звать Чарли!
Глаза феникса на миг засияли, превратившись в горящие угольки. Птенец кивнул, принимая своё имя, и перелетел на плечо Виктора, признавая его своим полноправным хозяином и единственным другом.
Виктор погладил Чарли по головке, искренне наслаждаясь красотой сказочного создания. Птица казалась божественной, совсем не приземлённой. Её истинная цель — никак не служба при дворце или выживание в дикой природе. Тут было что-то иное, скрытое от человеческих глаз и примитивного людского разума. Феникс не требовал пищи — он мог месяцами обходиться без неё. Феникс не видел в сородичах врагов или соперников — его не интересовали несущие негатив поступки. Феникс никогда не предаст хозяина — он ценит его больше собственной жизни. Все эти качества плохо сочетались с понятием «птица», пусть даже существо и классифицировалось как экзотическое.
— О, смотри, что это тут у нас? — один из «разносчиков» доставил герцогу бокал, и тот, сразу его осушив, увидел на дне маленькую сияющую жемчужину. — Хьюбнекхт, что это такое?
— Ваша Светлость, в каждом из бокалов лежит маленькое напутствие. Примечательно, что здесь нет ни одного повтора — над этой диковинкой трудились несколько последних месяцев. Лучшие чародеи вложили в эти самые напутствия большой смысл, так что это не просто слова. К ним стоит прислушаться.
— Вот оно что, — хмыкнул герцог, оглядев жемчужину со всех сторон. Заметив тоненький разрез, он поддел его ногтем и мини-шкатулка раскрылась, показав своё содержимое, коим оказалась сложенная в четыре раза бумажка размером с тыквенную семечку. — Так, что тут написано? Джеймс, дружище, прочитай ты, я без очков плохо различаю буквы.
— Конечно, Ваша Светлость, — кивнул Виктор, разглядывая бумажку Герберта. Увидев, что на ней написано, он на миг обомлел. — Тут сказано…сказано… «не верь».
— Не верить? Кому не верить? — герцог громко рассмеялся и направился к своему трону. — Вот же глупости какие! Эй, граф, а у тебя что за напутствие?
Виктор допил шампанское, раскрыл жемчужину и вытащил оттуда бумажку. На всякий случай отвернувшись в сторону, проверил её содержимое. На маленьком, пахнущем алкоголем клочке бумаги зловеще красовалось одно-единственное слово:
БЕГИ
Поспешно смяв напутствие и выбросив его в сторону, Виктор вернулся к Герберту и откашлялся.
— Что там было? — спросил герцог.
— Да так, ничего особенного. Что-то про долгую дорогу и озлобленные небеса. А каковы наши дальнейшие планы?
С удовольствием плюхнувшись на свой трон, Его Светлость пригласил спутника сесть рядом с ним. Когда Виктор с некоторым смущением опустился на соседний трон, по размерам меньше первого, герцог ответил:
— Теперь едим и пьём, попутно ожидая, пока моя дочь закончит предсвадебную мессу. Сколько она ещё будет длиться — знает один лишь епископ, потому что именно он проводит с ней этот древний обряд. Хороший мужик, честно сказать. Род Люциев известен уже почти тысячу лет и начинается он с одного великого воина древности, который, кстати, заложил одну из пограничных крепостей герцогства — Хайен Лючиа, самую грозную и неприступную твердыню, после Авельона, разумеется…
Почти до самого вечера герцог и Виктор просто сидели за столом, предаваясь праздному веселью и продолжая принимать от гостей нескончаемые поздравления и подарки. Всё это время Чарли не покидал плеча своего хозяина, смиренно ожидая приказа. Герберт предупредил, что фениксу необходимо постоянно давать какие-нибудь поручения, иначе он всего за пару недель зачахнет и уже никогда не сможет стать прежним. Услышав такую новость, Виктор поспешно ретировался и стал посылать птицу за вкусностями на разных концах стола, и Чарли, принося очередную закуску, выглядел донельзя счастливым. Питомец также оказался на редкость умным — он с первого раза понимал, чего от него хотят и, кажется, целиком и полностью понимал человеческую речь. Решив кое-что проверить, Виктор отвернулся в сторону, чтобы его не услышали окружающие, и попросил феникса принести ему кусок буженины. Но попросил он это на своём родном языке, отчего сначала сам впал в ступор — настолько чуждым прозвучал русский язык, а потом и слегка загрустил от осознания того, что совсем скоро эта речь с её тридцатью тремя въевшимися в голову ещё во времена далёкого детства буквами сотрётся из памяти за ненужностью. Виктор вдруг понял, что даже с Дашей он говорил на языке этого мира, и самым неприятным было то, что местная речь казалась совсем родной и непринуждённой, что в устном виде, что в письменном. Птенец, кстати говоря, русскую речь прекрасно понял. Видимо, решил Виктор, он улавливает не слова, а сам смысл, посыл.