По возвращении домой д’Аффри написал Астье следующее.
"Гаага, 17 апреля 1760 г.
Так называемый граф Сен-Жермен, которого Вы видели в Амстердаме и который приехал оттуда сюда, является авантюристом и самозванцем. Не имея на то визы или поручения короля или его министра, он посмел вмешиваться в урегулирование самых важных интересов королевства. После моего доклада королю и на основе тех писем, которые он сам написал в Версаль, Его Величество приказал мне добиться поимки этого отъявленного самозванца и попросить его выдачи. Поскольку он вчера неожиданно уехал из Гааги и, может быть, находится в Амстердаме, приказываю от имени Его Величества и даю Вам полномочия на то, чтобы обратиться к магистратуре г Амстердама с просьбой об аресте самозванца и содержании его под стражей, пока мы не договоримся о способе передачи его австрийским Нидерландам305, а затем на нашу территорию"306.
Меры, принятые д’Аффри, все его передвижения заняли несколько дней, что дало время графу Сен-Жермену раскрыть замысел Шуазеля, благодаря единственному оставшемуся ему верным другу, Бентинку ван Руну.
Как только Бентинк узнал о депеше Шуазеля, он отправился к Великому Пенсионарию Штейну и сказал следующее: "Граф приехал в эту страну как всякий иностранец, поверив в то, что закон защищает его, уверенный в своей безопасности, как любое гражданское лицо. Нельзя обвинить графа в каком-либо проступке, заслуживающем того, чтобы какой-нибудь правитель отказал ему в защите, а право убежища считается в Голландии священным". Великий Пенсионарий согласился с ним, но проявил большое беспокойство по поводу реальных чувств Шуазеля307.
Затем Бентинк отправился к Секретарю, Фажелю, в сопровождении Штейна. Секретарь сообщил, что он посоветовал д’Аффри обратиться напрямую в Генеральные Штаты; однако он сомневался, чтобы эти господа согласились выдать графа Сен-Жермена308.
Узнав, с другой стороны, что д’Аффри дважды встречался с представителем Англии — Йорком, Бентинк решился обратиться и к нему, даже если его уже предупредили. И действительно, при одном упоминании о графе Йорк изобразил на лице высокомерное и строгое выражение и ответил грубо, что он будет очень рад, когда увидит графа Сен-Жермена в руках полиции. Господина Бентинка такая выходка со стороны человека, считавшегося бывшим другом графа Сен-Жермена и даже поддержавшего его в демаршах, несколько удивила, и он повторил Йорку свою точку зрения на арест графа, стараясь при этом не обидеть английского представителя. Йорк остался при своем мнении, сказав, что он умывает руки и отказывается выдать паспорт для графа. Поскольку Бентинк настаивал. Йорк в конце концов признал, что если сам господин Бентинк ван Рун от своего имени запросит этот паспорт, он, как английский представитель, не сможет ему отказать, в силу официального положения последнего. Бентинк заметил лорду, что д’Аффри сможет причинить им много неприятностей, которых можно было бы избежать, если дать графу Сен-Жермену возможность покинуть Голландию. Аргумент подействовал309, и Йорк велел принести бланк для паспорта. Он подписал его и вручил Бентинку. Таким образом, граф мог покинуть Голландию под своим именем, или под каким угодно, и избежать преследования Шуазеля310.
Возмущенный предшествующей сценой Бентинк все же унес паспорт и отправился к графу Сен-Жермену, который жил с недавних пор в гостинице "Маршал Тюренн". Граф очень удивился, "не столько приказу Шуазеля, сколько тому, что д’Аффри стал его исполнять"311. Граф высказал несколько возражений, его друг их отклонил, сказав, что времени мало и что должен отправиться немедленно, от этого зависела его безопасность. На сборы, однако, оставалось время до утра, поскольку, даже если д’Аффри намеревался предпринять что-либо, он не смог бы этого сделать раньше 10 часов.
Осознав серьезность ситуации, граф отправился к еврею Боасу, занял у него две тысячи форинтов под залог трех опалов312 и вернулся к Бентинку. Они обсудили способы выезда из Голландии и место, куда графу отправиться. Сошлись на Англии. Как раз на следующий день отправлялся корабль из Хеллевутслуиса313 в Харвич. Поскольку слуги графа не знали ни голландского языка, ни дороги, Бентинк предоставил графу одного из своих слуг314 — и, чтобы сбить с пути погоню, нанял карету с четырьмя лошадьми. В пять часов утра карета стояла перед гостиницей графа. Впопыхах "граф оставил шпагу с перевязью, а также пакет с серебряной и оловянной стружкой и две бутылки с неизвестными жидкостями"315.