— Она умерла.
— Умерла! Я так и знал, что она так кончит375. И в каком же была она состоянии, когда умерла?
— Она утверждала, что беременна.
— Надеюсь, Вы в это не верите.
— Я убежден, что она ошибалась.
— Превосходно. Приди она ко мне, она бы в самом деле забеременела. Единственно, я не смог бы предсказать пол ребенка. Честно признаюсь, мой предсказательный дар здесь ограничен.
— Господин граф дает советы беременным женщинам?
— Я лечу всяких больных. Может быть, и Вам нужна помощь? У Вас, как я вижу, и язык сухой, пульс жесткий и глаза опухшие… Лимфа.
— Увы, нет, это…. — и назвал свою позорную болезнь.
— Чепуха! — сказал граф и вручил мне бутылек с белой жидкостью, которую он назвал универсальной археей.
— И что же мне делать с этим ликером?
— Похоже на ликер, но не ликер: это имитация того вируса, который поражает ваши сосуды. Возьмите иголку, проколите восковую печать, закупоривающую бутылек.
Я сделал то, что он сказал.
— Ну, — сказал он с гордостью, — что Вы об этом думаете?
А я не знал, что и думать.
— Посмотрите, что осталось в бутылке. Ничего, не так ли? Беловатая жидкость испарилась. Таким же образом, если Вас уколоть в определенное место, вся болезнь испарится.
Конечно же, я отказался от лечения. Лекарь был огорчен.
— Вы первый, кто во мне усомнился. Я мог бы заставить Вас об этом пожалеть, но буду снисходительным. Как и Всевышний, я всемогущ и всемилостив. Вам же хуже, что Вы мне так мало доверяете. В ваших руках было ваше богатство. Есть ли у Вас при себе деньги?
Я вывалил в его руку все содержимое кошелька. Он взял монетку в 12 су. Затем, положив на горящие угли, накрыл ее черным бобом. Он раздувал огонь, дуя в стеклянную трубочку, и я увидел, как монетка покраснела, загорелась, оплавилась. Когда она остыла, он сказал, смеясь:
— Берите, вот ваша монетка. Узнаете?
— Так ведь это золото!
— Чистейшее376.
Разум не позволял верить в такое, и я счел эту трансмутацию ловким фокусом наперсточника, однако промолчал: в своем безумии человек так радовался!
— Это так необычно! Если Вы часто повторяли это чудо, то должны были часто сталкиваться с недоверием.
— Кто сомневается в моих знаниях — недостоин того, чтобы смотреть мне в лицо.
Я посмотрел прямо на него. Он сказал:
— Вы благородный человек, приходите через несколько лет.
И, пожав мне руку, он меня отпустил"377.
Пусть хитрец Казанова едет дальше, в Брюссель. Мы же вернемся к господину Сюрмону.
Как раз в это время фарфоровая фабрика в Петеринке испытывала трудности. Один из ее владельцев плохо управлялся с делами, и нужно было выкупить его долю. Кобенцль решил реорганизовать предприятие378. Он выпросил право использовать часть фабрики для крашения шелка и вообще для красильных работ у князя Карла Лотарингского, получил землю и разрешение на строительство новых зданий379 — и превратил фабрику в кожевенную и шляпную мануфактуру.
"Этим многообещающим и надежным предприятием будут управлять младший сын госпожи Неттин — ему 15 лет380, и ее зять, Валкиерс381. Кадрами будет заведовать господин Расс. Ланиуа будет заместителем директора, a его сын — секретарем"382.
Кобенцль рассчитывал уже на "прибыль в один миллион, учитывая то, что среди самых крупных купцов города Турнэ двое, Барбиери и Франколэ, намереваются дать ему шелк на крашение. Одним словом, это предприятие будет играть большую роль в процветании монархии"383.
А изобретатель? Что же ему причислялось? Воспользовавшись дружбой, Кобенцль вытянул из Сюрмона все его тайны. Более того, он должен был отказаться от своего права на них в обмен на часть прибыли384.
Как раз тогда представитель австрийского правительства Кобенцль и написал Кауницу в Вену, чтобы заинтересовать его в этом деле и получить через него помощь от государства в покупке зданий и оборудования. Кауниц выразил удовлетворение, узнав о финансовой поддержке госпожи Неттин и об участии Валкиерса в администрации, однако усомнился в самом предприятии: "Модель — не сама машина, и мелкомасштабный эксперимент еще ничего не говорит о заводе, обустройство которого стоит очень дорого, без гарантии для вложенного капитала"385. К тому же выбор приграничного города Турнэ для строительства завода вызвал у него удивление. На это возражение господин Кобенцль ответил следующее: "Стоимость жизни в Турнэ невелика. К тому же отдаленность от Брюсселя позволяет обезопасить себя от неприятностей, которые могли бы чинить различные корпорации этого города"386.