Принц Гессенский поблагодарил полковника Франкенберга за рассказ, но все же в глубине души надеялся, что граф не приедет в Шлезвиг.
Однако связь принца Гессенского и Сен-Жермена оказалась глубже, чем могло показаться принцу Карлу. Изабель Купер-Оукли пишет, что в немецком источнике «Гартенляубе» [403]она нашла интересные свидетельства о предыстории отношений графа и принца, которые переросли в тесную дружбу и глубокую духовную связь. Британская исследовательница считает, что их связь имеет отношение к масонской деятельности, которой активно занимался граф Сен-Жермен. К сожалению, даты этих событий неизвестны, но очевидно, что они имели место до поездки графа в Шлезвиг, а может быть, даже и до его отъезда в Берлин:
«Герцог Карл Август [404]отправился к ландграфу Адольфу фон Гессен-Филиппсталь-Бархфельдскому. [405]Сен-Жермен находился у него в гостях и в числе прочих был представлен герцогу. За время разговора он успел очаровать своего собеседника. После обеда герцог спросил своего радушного хозяина:
— Сколько лет графу?
— По этому поводу трудно что-нибудь утверждать с уверенностью, однако нелегко опровергнуть тот факт, что граф знаком с некоторыми историческими деталями, которые может знать только современник давно минувшей эпохи. В Касселе, например, стало модным уважительно прислушиваться к его заявлениям и ничему не удивляться. Граф известен своей ненавязчивостью и искренностью; он — человек из хорошего общества, с которым все рады иметь знакомство. Однако его несколько недолюбливает глава нашего дома ландграф Фридрих II, [406]который называет Сен-Жермена утомительным моралистом. Он, во всяком случае, состоит в весьма близких отношениях со многими людьми, крайне влиятельными в делах многих государств, и оказывает огромнейшее благоприятное влияние на остальных. Мой кузен, ландграф Карл Гессенский очень привязан к нему; оба они — искренние и ревностные масоны и сообща овладевают, постигая Истину, всеми видами тайных знаний. Лафатер посылает к нему избранных людей. Он умеет подражать многим голосам, передавать свои мысли на расстояние и подделывать любой почерк, едва на него взглянув. По всей видимости, он общается с духами и другими сверхъестественными существами, которые являются по первому его зову. Он также искусный врач и диагност, а также обладает какими-то средствами продления жизни…»
«Герцог отправился к Герцу, который, как известно, был врагом и оппонентом Гёте. Поэтому в этот ответственный момент он встал на сторону этого маршала.
Герц принял редкого гостя очень сдержанно. Однако, после того как ему дали понять, что герцог не будет вести речь о Гёте, его лицо просветлело даже в большей степени, чем можно было бы этого ожидать.
— В начале мая, дорогой маршал, мне удалось свести очень интересное знакомство у ландграфов в Бархфельде, — проговорил наконец не без смущения герцог, — знакомство, которое я желал бы сохранить надолго. Человек, представленный мне, оказался неким графом Сен-Жерменом, остановившимся ныне в Касселе. Пожалуйста, если Вас не затруднит, отправьте этому господину письмо с приглашением посетить Ваш дом.
Герц обещал, что в ближайшее время, как только позволят дела, выполнит эту просьбу. Когда же он удалился, Герц засел за свой письменный стол и написал следующее послание:
Письмо графа Герца:
«Радуйтесь, дорогой граф. Ваше знание людей, Ваше умение обращаться с ними восторжествовало. Предсказание Ваше сбылось: наш милостивый и радушный хозяин очарован Вами, и поэтому просит меня по всей надлежащей форме пригласить Вас посетить его двор.
Вы действительно — творец чудес, ибо его ненавистный низкий любимчик ныне находится в весьма шатком положении опереться ему не на что, всего лишь один удар Вашего гения — и адвокат Франкфурта [407]так нам мешавший, будет окончательно и бесповоротно повержен. Примите ли Вы открытый бой или же предпочтете прежде всего провести лично тайную рекогносцировку? Решите ли Вы подложить одну или две мины под него и показаться только после того, как он взлетит на воздух? И потом уже занять его место, с большим на то основанием и правом?
Все это я оставляю на Ваше усмотрение. Рассчитывайте на меня, как и прежде, полностью. К Вашим услугам также избранное общество преданных аристократов, с которыми, если сочтете нужным, Вы можете свести тесное знакомство.
Остаюсь всегда верным Вам, граф Герц, церемониймейстер».
Ответ Сен-Жермена:
«Дорогой граф! Я всегда готов к дальнейшему общению с Вами и Вашими товарищами, ибо для меня весьма лестно получить Ваше приглашение. Позже я, безусловно, воспользуюсь им.
В настоящий момент я обещал посетить с визитом Ханау и встретиться с ландграфом Карлом в доме его брата, чтобы разработать для него систему «Строгого Наблюдения — посвящение ордена франкмасонов в аристократическом духе… Смею надеяться, что и Вас эта система не оставит равнодушным.
Ландграф является надежным моим покровителем. Его положение в Шлезвиге, отошедшем под контроль датчан, если и не царственно, то во всяком случае, весьма роскошно. Прежде чем я отправлюсь к ландграфу, я, безусловно, наведаюсь в Веймар, чтобы освободить Вас от этого ненавистного пришельца и осмотреть поле предполагаемого сражения. Вполне вероятно, я проделаю это инкогнито.
Передайте своему радушному хозяину мои самые наилучшие пожелания и обещание скоро прибыть с визитом.
Именем осторожности, молчания и мудрости я приветствую Вас.
Ваш Сен-Жермен».
В то время как страны Центральной Европы были сосредоточены на войне за баварское наследство, далеко на запад от них, за океаном, шла другая война — война за американскую независимость. Для французского короля Людовика XVI восстание американских колоний Англии, ослаблявшее ее, было благоприятным, и в 1778 году он ввел в эту войну Францию, на американской стороне. Но согласно свидетельству мадам Кампан, старшей фрейлины Марии-Антуанетты, королева открыто выразила свою оппозицию участию Франции в войне (при этом с патриотизмом выразив свою гордость за то, что посланные туда французские войска с честью выполнили свой долг). [408]Мадам Кампан считала, что королева действительно не могла предвидеть, что одобрение, с которым они относились к восстанию далекого народа против его монарха (Георга III), будет использовано народом Франции как прецедент для восстания против Людовика XVI и ее самой, и их казни.
Это замечание сделано Джин Овертон Фуллер из-за предания (в которое она не верит), согласно которому Сен-Жермен посетил в Париже Марию-Антуанетту, ставшую королевой, в тот момент, когда уже стали заметны признаки надвигающейся Революции, и предупредил ее о приближении бойни. [409]Английская исследовательница считает, что если такое возвращение Сен-Жермена в Версаль и имело место, то оно могло произойти только в этот период. Уже прошло много времени с тех пор как, согласно датированному свидетельству, графа видели в Германии. Он мог совершить эту поездку во время так называемого Алтонского периода — либо до того, как Дрессер написал письмо из Гамбурга с комментариями отношений Сен-Жермена с французским министром (до октября 1778 года) либо сразу после этого; следовательно, они могли быть связаны с визитом и его целью. Вряд ли этой целью было сообщить королеве об угрозе неминуемой гибели. Более вероятно, полагает Фуллер, что Сен-Жермен стремился добиться того, чтобы Людовик, зять императора Иосифа, не оказал поддержки вторжению императорских войск в Баварию. Для Людовика могло иметь значение то, что отправка французских войск в Баварию, учитывая, что часть его армии уже была послана в Америку (действие само по себе довольно сомнительной мудрости), поставила бы его в чрезвычайно сложное положение; да и по финансово-экономическим причинам он просто не мог себе позволить отправить их куда бы то ни было. Если Сен-Жермен и действовал именно в этом направлении, это не должно было означать неодобрения американского стремления к независимости; возможно, он считал, что помощь Франции мало значила для Америки, которая все равно достигла бы своей независимости, но наносила большой вред самой Франции. Все это очень походило на ситуацию 1760 года, вызвавшую его дипломатическую инициативу. Сен-Жермен хорошо относился и к Франции и к Англии, так как жил в обеих этих странах; учитывая и без того тяжелое финансовое положение Франции, сейчас ей эта война была нужна меньше всего. Прежде всего ей была необходима полная реорганизация финансовой и административной систем чтобы уменьшить все возрастающее давление налогового бремени на беднейшие слои населения, что вместе с постоянным ростом цен приводило эти слои населения, оказавшиеся на самом дне, в отчаяние и ярость. Если его послание было именно таковым, то он мог приехать к Марии-Антуанетте — несмотря на то, что именно ось Шуазёль-Кауниц привела ее во Францию — из-за ее личной позиции, скорее как к союзнику, чем как к мишени и жертве.
403
Brause Jahre in Gartenlaube 1884, n. 38, 39. —Дер Эльбе A.B. Беглые картинки года//Дер Гартенляубе. Веймар, 1884, № 38–39. Поскольку не указано, из каких архивов извлечены данные письма, приходится сильно сомневаться в их подлинности, — замечает Поль Шакорнак.
404
Карл-Август (3 сентября 1757, Веймар — 14 июня 1828, Градиц, ныне в составе Торгау), — герцог Саксен-Веймарский и Саксен-Эйзенахский (личная уния) с 28 мая 1758, герцог Саксен-Веймар-Эйзенахский с 20 сентября 1809, великий герцог Саксен-Веймар-Эйзенахский с 21 апреля 1815, российский командир эпохи Наполеоновских войн, генерал от кавалерии. В 1775 году женился на Луизе Гессен-Дармштадтской (1757–1830), дочери ландграфа Людвига IX.
405
Имеется в виду ландграф Adolf von Hessen-Philippsthal-Barchfeld (род. 29 июня 1743, Иперн — ум. 17 июля 1803, Бархфельд). Гессен-Филипсталь (или Гессен-Филиппсталь; нем. Hessen-Philippsthal или нем. Hessen-Philippstal) — побочная линия Гессенского дома, основанная в 1685 году Филиппом I, третьим сыном ландграфа Вильгельма IV Гессен-Кассельского и принцессы Гедвиги Софии Бранденбургской. Побочная линия этого дома Гессен-Филипсталь-Бархфельд была основана в 1721 году вторым сыном Филиппа, Вильгельмом Гессен-Филипсталь-Бархфельдским.
406
Фридрих II Гессен-Кассельский (нем. Friedrich II von Hessen-Cassel; 14 августа 1720, Кассель — 31 октября 1785, дворец Вильгельмсхёэ, Кассель) — ландграф Гессен-Касселя из Гессенского дома в 1760–1785 годах, отец принца Карла Гессенского и двух его братьев.
407
Это намек на Гёте, который родился в 1749 году в Франкфурте, его называли «франкфуртским школьником». Став доктором юридических наук, он был приглашен во двор герцога Веймарского. Спустя год, несмотря на зависть местных чиновников, рассматривающих его повышение как результат протекции, он стал советником, с правом голоса на Тайном совете. Судя по книге «Воспоминания Гете», граф Герц был весьма доволен им.
408
Memoires sur la vie privee de Marie-Antoinette, Reine de France et Navarre, Madame Campan, Lectrice des Mesdames et Premiere Femme de Chambre de la Reine (Londres, 1823), vol. 1, p. 221.
409
К сожалению, источником этого, по-видимому, являются откровенно фальшивые «Воспоминания о Марии-Антуанетте и Версальском дворе, написанные графиней д’Адемар, придворной дамой» («Souvenirs sur Marie-Antoinette et la cour de Versailles, par la Comptesse d’Adhemar, dame du Palais») (Paris, 1836). В окружении Марии-Антуанетты были граф и графиня д’Адемар, однако их брак был заключен в 1782 году, когда невесте было 22 года. Из двух дат, когда, согласно этим воспоминаниям, произошли встречи Марии-Антуанетты и Сен-Жермена, свидетелем которых она была, одна — в 1775 году, другая — в 1789 году, — первая выглядит слишком ранней, вторая — слишком поздней. Так называемые воспоминания были, вероятно, сфабрикованы из мемуаров мадам дю Оссет, Казановы и «Хроники слухового окна», еще одной выдумки. Морепа — которого Людовик XVI отозвал из ссылки, куда его сослал Людовик XV — показан врагом Сен-Жермена, который угрожает ему заключением в Бастилию. Моделью для него, должно быть, послужил Шуазель, имя которого для перенесения действия в более поздний период заменили на Морепа. Графиня д’Адемар умерла в 1822 году, и Шакорнак, вероятно, прав, предположив, что эти «Воспоминания», автором которых она считалась, были написаны Ламот-Лангоном, который был автором и некоторых других фальшивых мемуаров. Я не стала бы об этом даже упоминать, если бы не явный интерес к ним госпожи Блаватской. Конечно, то, что экземпляр его был в библиотеке госпожи Фадеевой, ее тети, не является гарантией того, что сама госпожа Блаватская одобряла их, однако в 1884 году она приехала в замок д’Адемар, что показывает, что она надеялась получить там информацию о Сен- Жермене, и госпожа Купер-Оукли пишет (C. 53f), что современная ей графиня д’Адемар, американка, уверяла ее, что у нее были относящиеся к этому вопросу документы, сейчас хранившиеся в Америке. По-видимому, она не показала эти документы, но остается еще возможность, что Ламот-Лангон вывел свою идею визитов Сен-Жермена из подлинного предания о встречах между Марией-Антуанеттой и Сен-Жерменом, о которых знала настоящая графиня д’Адемар, хотя она и не писала «Воспоминаний», опубликованных после ее смерти. (Нам доподлинно известно, что мадам д'Адемар писала мемуары, обнаруженные на ее груди после ее кончины в Одессе. Другое дело, что Ламот-Лантн мог литературно обработать подлинные воспоминания, привнеся в них немалую долю своей буйной фантазии. Однако оценка этих мемуаров в письмах Е.И. Рерих не подвергает сомнению саму суть: возможность предупреждения королевы Сен-Жерменом.)