человека, Вы вне подозрений.
Мои глаза наполнились слезами при этом проявлении великодушия Их
Величеств. И король, и королева говорили со мной весьма проникновенно.
Возвращалась я, немного успокоившись, однако с чувством досады на тот
оборот, который неожиданно для меня приняло это дело. Тем не менее,
внутренне я поздравила себя с тем, что Сен-Жермен оказался прав в своих
предвидениях.
Через два часа я была в своей комнате, погруженная в размышления о
происшедшем, когда в дверь постучали. Я услышала необычный шум в
соседних комнатах. Тотчас же дверь распахнулась, и доложили о прибытии
графа Морепа. Я встала встретить его с таким волнением, которое не
охватывало меня даже при встрече с королем. Он вошел вальяжно, с улыбкой на
лице:
— Прошу Вас извинить, мадам, — сказал он, — за бесцеремонность моего
визита. Но мне необходимо задать Вам несколько вопросов, и этикет заставил
меня проделать этот путь с целью поговорить с Вами.
Царедворцы того времени демонстрировали удивительную учтивость в
обращении к дамам, которую, увы, в наши дни уже не найти, особенно после
того, как ужасный шторм потряс все основы милой старины.
Я с подобающим достоинством ответила господину Морепа, и тот от
любезностей перешел к делу:
— Итак, — начал он, — Наш старый друг граф Сен-Жермен снова в
Париже?.. Он опять, значит, принялся за свои старые фокусы, в реальности
которых он хочет всех нас уверить.
Я попыталась, было, возразить, но он остановил меня нетерпеливым жестом
руки.
— Поверьте мне, мадам, — сказал он, — я знаю этого жулика лучше, чем
Вы. Меня удивляет только одно. Видите ли, прошедшие годы не пощадили
меня, а королева утверждает, что граф Сен-Жермен предстал перед ней
сорокалетним. Ну да Бог с ним. Нам очень важно знать, откуда у него эти
сведения, столь обстоятельные и столь ужасные... Не оставил ли он Вам своего
адреса? — осмелюсь спросить.
— Нет, монсеньор граф.
— Это нам не помешало бы... Но наши полицейские ищейки идут по следу...
Далее... Король благодарит Вас за проявленное Вами усердие в этом деле.
Впрочем, ничего страшного с Сен-Жерменом не произойдет, просто мы
посадим его в Бастилию, где его будут хорошо кормить и согревать до тех пор, пока он не удосужится рассказать нам, откуда ему известно столько интересных
подробностей.
В этот момент наше внимание привлек звук открывающихся дверей... Это
вошел граф Сен-Жермен! Невольный возглас вырвался у меня, а Морепа
вскочил от неожиданности, и я должна сказать, что самообладания у него в это
мгновение поубавилось. Чудотворец, приблизившись к нему, сказал:
— Граф Морепа, король изволил исспросить у Вас совета, а Вы думаете
лишь о сохранении своего собственного авторитета. В Вашей борьбе против
моей встречи с королем Вы теряете монархию, так как осталось совсем немного
времени, чтобы спасти ее. По истечении же этого срока я не появлюсь в этих
краях, пока не сменят друг друга три следующих поколения. Я рассказал
королеве все, что мне позволено было сказать. Мои откровения королю могли
бы быть более подробными. Но, к сожалению, Вы встали между мной и Его
Величеством. Мне не в чем будет себя улрекнуть, когда ужасная анархия
опустошит Францию. Что же касается ожидаемых бедствий, то Вам не суждено
их увидеть, но подготовка к ним будет достойным для Вас памятником... Не
ждите благодарности от потомков, пустой и беспомощный министр! Вы
встанете в ряд тех, кто послужит причиной гибели империи.
Проговорив все это на одном дыхании, граф Сен-Жермен повернулся,
вышел, затворив за собой дверь, и исчез.
* * *
Все попытки найти графа успехом не увенчались."
Глава четвертая
ТРАГИЧЕСКИЕ ПРОРОЧЕСТВА
Самыми примечательными сведениями, зафиксированными в дневнике
госпожи д'Адемар, являются те, которые показывают, сколь много сил и
стараний приложил Сен-Жермен, чтобы предупредить королевскую семью о
нависшей над ней опасностью. Он пристально наблюдал за несчастной молодой
королевой со времени ее появления во Франции. Он был и тем "таинственным
советником", о котором недавно нами упоминалось.
Всё тот же Сен-Жермен пытался убедить короля и королеву в том, что граф
Морепа и другие, подобные ему советники, способны не спасти Францию, а
лишь приблизить ее печальный конец. Друг монархии, он был одним из первых
обвинен аббатом Барюелем в разжигании революции. Однако, "время все
расставляет по своим местам", оно же позволило обвинителю благополучно
кануть в забытье, а обвиненному выступить в истинном обличье — друга и
пророка. Вернемся к словам госпожи д'Адемар:
"Будущее выглядело мрачным. Мы приближались к ужасной катастрофе,
которая угрожала всей Франции. Бездна разверзлась у наших ног. А мы,
одурманенные, с фатальной слепотой, ничего не слыша и не желая видеть, жили
от праздника к празднику, от удовольствия к удовольствию. Тотальное безумие
толкало нас к пропасти. Увы! Невозможно остановить бурю, если не замечаешь
ее приближения.
Между тем, время от времени, некоторые, наиболее прозорливые из нас,
пытались вырвать общество из плена роковой беспечности. Я уже рассказывала
о том, как граф Сен-Жермен пытался открыть глаза Их Величествам, давая
понять о надвигающейся опасности, но господин Морепа, который считал, что
не нуждается в чьей-либо помощи в деле спасения монархии, изгнал из страны
пророка, и тот исчез навсегда."1
1 D'Adhemar, там же, IV, 1.
События, о которых мы только что рассказали, произошли в 1788 году.
Гром разразился же в 1793-м. Госпожа д'Адемар не всегда, однако, указывает в
описываемых ею событиях точные даты. Давление на короля и трон
усиливалось год от года, угроза становилась все очевиднее, поскольку были
отвергнуты предупреждения, о которых рассказал наш автор. Праздность и
распущенность двора значительно ослабили политические позиции
сторонников монархии, что давало их противникам в руки дополнительные
козыри. Несчастной королевой, безусловно, предпринимались определенные
усилия, чтобы понять угрожающее положение дел в государстве, но тщетно.
Госпожа д'Адемар предлагает нашему вниманию следующие подробности на
этот счет:
"Для того, чтобы сложилось правильное представление об этих печальных
дебатах (в Национальной Ассамблее), следует упомянуть о письме, которое
было написано парламентским советником "Chambres de Requétes"2господином
Салье одному из его друзей, члену Тулузского парламента... Сообщавшиеся
сведения, получили широкое распространение, письмо читалось с жадностью, поэтому множество копий ходило по Парижу. И прежде, чем сам оригинал
достиг Тулузы, в салоне герцогини Полиньяк его содержание уже было
предметом всеобщего разговора.
Королева обратилась ко мне с вопросом, не читала ли я это послание, и
попросила доставить ей копию. Эта просьба в величайшей степени огорчила
меня. Я хотела угодить Ее Величеству, но в то же время боялась попасть в
немилость к Первому Министру. Тем не менее мои симпатии к королеве
одержали верх в этой борьбе.
Мария-Антуанетта прочитала письмо в моем присутствии и сказала,
вздохнув: "Ах, госпожа д'Адемар! Как тягостны для меня все эти нападки на
короля! Мы ходим по краю пропасти. Я начинаю верить в то, что граф Сен-
Жермен был прав. Нам стоило бы повнимательнее прислушаться к нему.
Однако, господин Морепа довольно-таки искусно навязал нам свою волю. Что
же ждет нас впереди?"3