2 "Палата Слушаний" — франц.
3 D'Adhemar, там же, IV, р. 63.
...Королева прислала за мной, и я поспешила исполнить ее волю. В руке она
держала письмо.
— Госпожа д'Адемар, — сказала она, — вот еще одно послание от моего
незнакомца. Вам что-нибудь известно о графе Сен-Жермене?
— Нет, — ответила я, — я с ним не встречалась и никаких сведений о нем
не имею.
— На этот раз, — прибавила королева, — оракул вещает языком, который
ему больше к лицу — послание составлено в стихах. Форма их, может быть, и
плоха, однако содержание далеко не радостно. Вы можете прочесть это
послание в соседней комнате, ибо я обещала уже аудиенцию аббату Баливь-еру.
Я хочу, чтобы мои друзья ладили между собой!.
— Особенно, — осмелилась вставить я, — когда враги торжествуют, видя
их междоусобицы.
— Незнакомец говорит то же самое. Но кто же прав?
— Королева может удовлетворить противоборствующие партии, назначив
их представителей на первые же два освободившихся епископальных поста.
— Вы ошибаетесь. Король не желает предоставлять епископского сана ни
аббату д'Эрсе, ни аббату Баливьеру. Покровители этих достойных людей, а
заодно с ними и наш аббат верят в возможность противодействия с моей
стороны. Вы можете, если провести сравнение с героями Ариосто (королеве
вспомнилась речь баронессы де Сталь), сыграть роль миротворца доброго
короля Собрира. Постарайтесь встретиться с графиней Дианой и убедить ее
прислушаться к голосу разума.
— Я попытаюсь поговорить с ней на языке разума, — сказала я, заставив
себя улыбнуться, чтобы развеять меланхолию, овладевшую королевой.
— Диана — испорченное дитя, — заметила Ее Величество, — однако, она
любит своих друзей.
— Да, мадам. И даже выказывает непримиримость к их врагам. Я сделаю
все, чтобы оправдать доверие королевы.
Вошли доложить, что по повелению королевы прибыл аббат Баливьер. Я
прошла в небольшой кабинет и, попросив у госпожи Кампан перо, чернила и
бумагу, сделала копию следующего отрывка, на первый взгляд весьма
сумбурного, однако впоследствии оказавшегося даже слишком ясным и
понятным:
Все ближе время то, когда ты, Франция,
В пучину бед войдя, раскаешься, поняв свою беспечность,
И стон отчаянья разбудит адский пламень.
Тот день грядет, Царица! Нет сомнений.
Рога коварной гидры
Пронзят алтарь, трон и Фемиду.
Безумье, победив рассудок, будет править миром.
Все ниц падут перед злодеем. Да!
Увидим мы паденье скипетра, Фемиды, духовенства,
Гербов и башен,
Даже замков, спастись пытавшихся поднятьем белых флагов.
Не знал спокойный мир, что будет он метаться в лихорадке
Повального обмана и убийств ...
Повсюду разольются реки крови.
И хор рыдающих по жертвам заглушит
Шум шагов, бегущих от расправы!
Со всех сторон грохочет гром войны гражданской.
Добро гонимо, и, суд верша над ним,
Все голосуют: Смерть, Смерть, Смерть.
Великий Боже! Кто ответит тем кровавым судьям?
Не меч ль мне чудится, занесенный над царственной главой?
Каких уродов чествуют и славят как героев?
Победный марш и стоны побежденных. Власть и бессилие ...
От бури пет спасенья людям, вручивших жизнь свою дырявой лодке.
Вихрь зла, разврата, преступлений тяжких
Грозит вовлечь в свой танец смерти
Всех подданных, имущих власть иль нищих.
И будут властью наслаждаться все новые и новые тираны,
И множество сердец заблудших найдут покой в раскаяньи.
В конце концов сомкнётся бездна,
И, возносясь из темноты могилы,
Воспрянет к лучшей доле прекрасной лилии цветок.
Эти пророческие стихи, вышедшие из-под пера, уже хорошо мне знакомого,
изумили меня. Я терялась в догадках об истинном их значении. Ибо откуда я
могла знать, что они не скрывают в себе тайны, а весь их смысл лежит на
поверхности!? Как я могла представить, например, что короля и королеву ждет
ужасная смерть в результате чудовищно несправедливого приговора!? Я не
могла знать всего этого в 1788 году, это было просто невозможно.
Когда я вернулась к королеве, и мы остались наедине, она сказала мне:
— Ну и как Вы находите эти грозные стихи?
— Они весьма и весьма тревожны! Однако, это не должно беспокоить Ваше
Величество. Людям свойственно преувеличивать всякие домыслы. Если это все
же и пророческие стихи, то все события, описанные в них, вероятно произойдут
в далеком будущем.
— Молю Небеса, чтобы Ваши слова оказались правдой, госпожа д'Адемар,
— сказала королева. — Однако, описания несчастий и бед в этих стихах очень
сильны и впечатляющи. Кто же это лицо, которое так заботилось обо мне на
протяжении стольких лет, не называя своего имени, не требуя вознаграждения
и, вместе с тем, открывая мне действительное положение вещей? Теперь он
предупреждает меня о крахе всего, и если в послании его содержится хотя бы
малый проблеск надежды, то можно поверить в то, что нас эта, хочется думать, дальняя беда минует.
Я попыталась успокоить королеву. Прежде всего, я посоветовала ей
принудить своих друзей найти согласие между собой, ибо не должны личные их
распри становиться достоянием салонных скептиков. Мария-Антуанетта
ответила мне следующими памятными словами:
— Вы, видимо, полагаете, что я обладаю хоть каким-то кредитом доверия в
наших салонах. Вы ошибаетесь. Я имела несчастие верить в то, что королеве
позволено обзаводиться друзьями. В результате же все они пытаются оказывать
на меня давление, добиваясь исполнения своих личных планов. Я нахожусь в
самой гуще интриг, из которой мне с большим трудом подчас удается выйти.
Всякий уже жалуется на мою неблагодарность. Это не достойно роли королевы
Франции. Существует одно хорошее выражение, которое в измененном виде
очень соответствует моему положению. Оно гласит: "Короли обречены на
величие". В моем же положении я с большим основанием могу сказать: "Короли
обречены на одиночество".
Если бы я знала об этом раньше, то многое бы в своей жизни сделала
иначе."4
4 D'Adhemar, там же, IV, pp. 74-97. Здесь упомянута дата 1788 год.
Госпожа д'Адемар не везде в своем дневнике указывает точные даты, и
только благодаря историческим эпизодам, которые привели к окончательному
краху, мы имеем возможность восстановить истинную канву событий. Отступая
несколько от естественной хронологии истории, самой по себе очень
интересной, но не имеющей никаких свидетельств о графе Сен-Жермене, мы
приближаемся к объявлению вне закона роялистов, происшедшему в 1789 году.
Несчастная королева тем временем получила еще одно предупреждение от
своего неизвестного советчика, довериться которому в полной мере ей
оказалось не по силам. Услышав о судебных процессах, начатых против
Полиньяков, Мария-Антуанетта шлет послание герцогине, предупреждая ее о
надвигающейся опале. Госпожа д'Адемар в следующих словах излагает эту
историю:
"'Я встала и, всем своим видом показав, что это поручение является для
меня очень нелегким и болезненным, отправилась к госпоже Полиньяк. Я