персоной...
Да! Он выглядел так же, как и в 1760 году, а моего лица время не
пощадило... Я была поражена этим. Улыбаясь, он подошел ко мне и, взяв мою
руку, галантно поцеловал ее. Я была столь смущена, что позволила ему это, несмотря на святость места, в котором мы находились.
— Так это Вы? — проговорила я. — И откуда Вы на сей раз?
— Из Китая и Японии.
— Или, скорее, с того света!
— Да, в самом деле. Вы почти угадали! Ах! Мадам. Там(я подчеркиваю
выражение) не случается таких странностей, как здесь. Как устранили
монархию Людовика XIV? Вам, не видевшей этого, трудно, вероятно, уловить
сравнение, но мне...
— Я понимаю Вас, человек прошлого!
— Кто знает об истории этого великого царствования? И кардинал Ришелье, родившись вновь, наверное, сошел бы с ума. Это бесправие! Что говорил я Вам
и королеве? Я говорил, что господин Морепа, в силу своей чрезмерной
уступчивости, упустит власть из своих рук, и страна покатится в пропасть. Я
был Кассандрой, или же пророком бедствий. Как же теперь Вы устоите?
— Ах, граф. Ваша мудрость ныне будет бесполезной.
— Мадам. Сеющий ветер пожинает бурю. Так говорит Иисус в Евангелии.
Этим выражением люди обязаны именно мне, хотя Священное Писание и
записало его со слов Иисуса.
— Неужели, — сказала я, постаравшись улыбнуться.
Он же, не обратив внимание на мое восклицание, продолжил свою речь:
— Я писал Вам уже о том, что я не могу ничего сделать, ибо руки мои
связаны более сильным, нежели я сам.Существуют времена, когда укрытия
найти совершенно невозможно, ибо Онприказал, и воля Егодолжна быть
исполнена. Сейчас именно и настали такие времена6.
6
— Вы увидитесь с королевой?
— Нет. Она обречена.
— Обречена? На что?
— На смерть.
— О! — на этот раз я не удержалась от вскрика и, протянув к графу свои
дрожащие руки, пробормотала. — И Вы тоже! Вы! Вы!
— Да, я. Я, как и Казот!
— Вы знаете...
— Я знаю то, о чем Вы даже и не догадываетесь. Возвращайтесь во дворец, разыщите королеву и предупредите ее об опасности, ибо этот день может
оказаться последним для нее. Существует заговор против Ее Величества.
Убийство тщательно спланировано.
— Вы наводите на меня ужас. Однако граф д'Эстен обещал свою помощь.
— Он струсит и попытается скрыться.
— Но господин Лафайет...
— Дутый мыльный пузырь! Именно сейчас решается его судьба. Либо он
будет марионеткой, либо трупом. К полудню, я думаю, все уже будет решено.
— Монсеньор, — сказала я, — Вы могли бы оказать величайшую услугу
монархии, если бы пожелали того!
— А если это не в моих силах?
— Разве...?
— Да-да. А если это не в моих силах? Видите ли, я думаю, ко мне уже не
прислушаются. Час, когда возможно было еще что-то изменить, далеко позади, и приговор Провидения должен быть приведен в исполнение.
— Если яснее, чего они хотят?
— Окончательного ниспровержения Бурбонов. Они сбросят их со всех
тронов, которые занимает эта династия, и менее чем через столетие бывшие
властители превратятся в заурядных обывателей, разбросанных по всему свету.
— А Франция?
— Королевство, Республика, Империя, смешанное Правительство, —
замученная, взбудораженная, растерзанная. От разумных тиранов власть над
страной перейдет к другим, более амбициозным, но менее сметливым. Она
будет разделена, раскрошена, разрезана. В моих устах это не плеоназмы, ибо
грядущие времена готовят именно такую судьбу Империи. Гордыня устранит
или уничтожит все привилегии и неравенства, не по добродетели своей, а по
зависти и суетности, и ради тщеславия эти различия вновь восстановит.
Француз, подобно ребенку, развлекающемуся наручниками и удавкой,
забряцает радостно титулами, честью, медальками. Все для него станет
вожделенной игрушкой, даже аксельбант национальной гвардии. Жадность
поглотит все финансы. Дефицит бюджета составляет сейчас около пятидесяти
миллионов, во имя чего и происходит эта революция. Хорошо! При диктатуре
же филантропов и болтунов государственный долг возрастет до нескольких
миллиардов.
— Вы — ужасный пророк! Увижу ли я Вас когда-нибудь вновь?
— Нас ожидает еще пять встреч, не более.
Признаюсь, что беседа столь торжественная, столь устрашающая, столь
мрачная не вызвала во мне большого желания продолжать ее. Ужас поселился в
моем сердце после этого разговора. Очень и очень странно то, как мы с годами
меняемся и смотрим с равнодушием и даже с неприязнью на тех, чье
присутствие еще совсем недавно очаровывало нас. В данном случае я
почувствовала себя именно так. Кроме того, ощущение близкой опасности для
жизни королевы охватило меня. Я не слишком упрашивала графа, хотя, может
быть, мне и удалось бы уговорить его встретиться с королевой. Образовалась
небольшая заминка. А затем разговор стал закругляться:
— Не смею более Вас задерживать, — сказал он, — в городе уже начались
беспорядки. Я уподобляюсь Аталии — я хотел увидеть, и я увидел.Теперь же
позвольте распрощаться и покинуть Вас. Я собираюсь направиться в Швецию.
Там готовится великое преступление, возможно, мне удастся его предотвратить.
Его Величество Густав III весьма мне любопытен, а его достоинства превышают
его славу.
— Ему угрожают?
— Да. Не скоро еще будут говорить: "Счастлив, как король", а пока можно
сказать: "Несчастен, как королева".
— Что ж, поезжайте, граф. Уж лучше бы я не выслушивала Вас.
— Вот так всегда отвечают тем, кто говорит правду. Обманщики
почитаются больше. А пророков всегда стыдятся. Прощайте, мадам, о'ревуар.
Он удалился, а я осталась, погруженная в глубокое раздумье о том, следует
ли мне сообщать королеве об этой встрече или нет. Я решила отложить этот
рассказ до конца недели и хранить молчание, чтобы не усугублять и без того
полную несчастий жизнь Ее Величества. Я наконец вышла и, когда нашла
Ляроша, спросила его, не видал ли он выходящего графа Сен-Жермена?
— Министра, Мадам?
— Нет. Давно умершего. Другого.
— А! Мудрого волшебника? Нет, Мадам. А что Мадам графиня повстречала
его?
— Он только что вышел. Он прошел мимо тебя.
— Может я сошел с ума, но я не заметил его.
— Этого не может быть, Лярош, ты шутишь.
— Я как никогда серьезен с моей госпожой.
— Что же, он прошел сквозь тебя?
— Я этого не могу отрицать, хотя на глаза он мне не попадался.
Итак, он исчез. Я была сильно поражена произошедшим."7
7 D'Adhemar. там же, IV, р. 254-261.
Таковы последние слова графини д'Адемар о графе Сен-Жермене, друге,
который тщетно пытался спасти их от бушевавшей повсюду стихии. Одно очень
важное замечание, ранее правда уже упомянутое нами, следует, вероятно,
процитировать вновь. Появившиеся из-под пера биографа строки выглядят
следующим образом:
"Начертанная собственной рукой графини заметка от 12 мая 1821 года
прикреплена булавкой к рукописи. Умерла графиня в 1822 году.
“Я виделась с Сен-Жерменом еще не раз, и каждая встреча
сопровождалась обстоятельствами, которые повергали меня в крайнее
удивление: в день убийства королевы; накануне 18 Брюмера; день спустя после
кончины герцога Энгиенского (1804 г.); в январе месяце 1813 года; и в канун
убийства герцога Беррииского (1820 г.). Жду с нетерпением шестой встречи, если на то будет Воля Божия.”"
Воистину, такие свидетельства, дошедшие до нас уже после смерти автора, опровергают злобные нападки на этого Учителя и отметают необоснованные