Похоронили вчера честь по чести, как положено.
За день до этого он дал мне ваш адрес и сказал: „Если со мной что случится, напиши им. Мишка — до 17 декабря 1994 года, Стив — 6 февраля 1995 года“.
Не знаю, что это означает, но передаю его слова в точности.
Упокой, Господь, душу брата моего Ильи!
А вам желаю многих лет счастья и радости.
Наташа Гостева».
— Ну, что скажешь? — мрачно спросил Стив.
Сначала нижняя губа, затем руки и плечи Мишки мелко задрожали… С трудом выговорил:
— Какое число… сегодня?
— Пятнадцатое.
Мишка осел, сник, будто начал плавиться. Не человек в костюме, а костюм, наполненный человеческим телом. Лицо — меловая маска. Голос — сдавленно-хриплый.
— Значит… мне осталось… три месяца…
— Да и мне немного… — эхом откликнулся Стив. Он выглядел невозмутимо спокойным. — Но ты не заметил, что есть тут одно пакостное словечко — «до». «До 17 декабря». Значит, это может случиться и завтра, и через неделю, и через месяц… Так что считать нам нечего… Надо ждать…
В Мишку плотно вселился ужас, огромный, льдистый, орущий ужас.
3
Считая себя умным, всевидящим и всезнающим юристом, Мишка Рассолов был болезненно честолюбив. Преданно и рьяно служил в аппарате коллегии адвокатов, изнуряя себя мечтой о председательском кресле. Вел семинарские занятия в юридическом институте. С первого же дня студенты знали, что у него готова докторская, только он «не спешит выходить» на защиту — есть заботы поважнее. Года два писал вечерами роман под названием «Самоубийца». Отнес в издательство «Прогресс», зная, что там издадут его на нескольких языках. Спустя неделю редактор сочувственно жал ему руку.
— Прошу вас, не пишите. Ничего не пишите… Забросьте куда-нибудь свои карандаши, ручки… Вам нельзя писать… Лучше говорите…
Но однажды повезло. Однокурсник стал помощником главы администрации правительства и предложил ему должность референта в юридическом отделе. Наконец-то шагнул он на ступеньку широкой мраморной лестницы, ведущей наверх!.. Он работал — нет, не то слово — он трудился неистово, каторжно, вдохновенно… И стал заведующим сектором! Вернее, не «стал», а помог все тот же однокурсник.
Эйфория от первого заоблачного взлета прервалась неожиданно: попался на взятке. Обидно, что взятка-то была мелкая, да и десятая, наверное, по счету. Но попался…
Однокурсник развел руками:
— Надо уходить… Чтоб обо мне тоже не подумали… — Мишка прибился на время юристом к одному крутому бизнесмену — шесть крупных магазинов, два на Тверской. Прибился и увидел его коммерческую несокрушимость, а главное, что здесь можно делать деньги во сто раз большие, чем там, наверху… В конце концов, деньги и власть — синонимы…
Зарплата у Стива — а его хозяином стал Стив — открыла перед ним такие перспективы, что он сразу же забыл о своих карьеристских замыслах. Через год купил белобокое «пежо», потом квартиру в милом особнячке в тихом переулке Марьиной рощи. Обеды в ресторанах, где его встречали склоненные в почтении головы; «Как мы рады вас видеть, Михаил Михайлович!» Пышные ужины дома тет-а-тет, когда она, обнаженная, усталая, лениво потягивала коктейль в огромной квадратной постели, отражаясь во всех четырех зеркалах.
Женщин вокруг оказалось так много, что у него кружилась голова при выборе самой красивой и сексуальной. Все они были навязчивы, говорили постыдно-сладкие слова, объяснялись в любви и готовы были остаться у него на всю жизнь, чего он больше всего боялся…
И все это разрушил подонок Илья! Появился и разрушил!
Уже не манил его, как прежде, призывный смуглый цвет любимого виски. Уже не хотелось звонить старой аристократке Инне Евгеньевне, содержащей интимное заведение для избранных, чтобы прислала ему новенькое эротическое созданьице… Ничего не хотелось… Ужас поселился в душе и мохнато вертелся там, охлаждая любое желание.
Надо было обдумать все, оценить, принять решение. Но взбесившиеся мысли метались в суматошном вихре. Одна лишь фраза отчетливо звенела в голове колоколом: «Бред какой-то!..»
И все-таки он заставил себя сесть, успокоиться. Правда, сделал несколько глотков прямо из бутылки. Расплывшееся тепло чуть сняло лихорадочное напряжение.
«Значит, так, — упрямо командовал он себе. — Сколько мне осталось жить — много или мало — неизвестно… Бабочка-однодневка все успевает за свой короткий срок… А у меня, может, месяц впереди… Прекрасно…»
«Бред какой-то!» — ворвался чужой голос.
«Бред?.. Жестокая шутка Ильи-идиота?.. А мы, дураки, умоляли его: „Скажи!“… Вот на тебе, сказал… Но ведь сам-то он умер. Умер… Нет, надо принять это как данность. Спокойно, спокойно! Как жить дальше? Деньги… Деньги швырять направо и налево. Чего их жалеть? Нагреб на всю жизнь. А тут неделя или месяц… А может, больше? Ух, сволочь, не указал точную дату. Сколько сейчас времени? Двенадцать… Значит, завтра жить буду…»
«Бред какой-то!» — снова отзвенело в голове.
«Не бред, а жизнь… Дикая земная жизнь… Думай, думай. Мишка… А чего думать?.. Надо делать то, что хочется… И все! И все! И все!»
Он стал торопливо крутить диск телефона.
— Инна Евгеньевна, не спишь?
— Нет еще, миленький. Работа идет…
— Есть что-нибудь свеженькое? За ценой не постою.
— Для тебя всегда есть… Сидим сейчас, с египтяночкой юной беседуем… Экзотика… Для гурмана… Пальчики оближешь… Прислать?
— Нет, сам приеду…
Вернулся домой под утро испуганно-злой, раздосадованный. В голове гулко молотило: «Бред какой-то!.. Бред какой-то!» Такого позора он никогда не испытывал! Бросил хрупкой египтяночке тысячу долларов. Она согласилась на все… А он… А он… («Бред какой-то!») Он оказался импотентом! Ну ничего… ничего не смог сделать, как ни бесился, как ни помогала она ему… Ничего! Ух, Илья! Ух, гад! Ух, гнида! Найду могилу, разнесу тебя по кусочкам.
Позвонил Стиву. Сдерживая яростную дрожь, спросил театрально спокойно:
— Не разбудил?
— На работу собираюсь. Что стряслось?
«Вот столб чугунный, бесчувственный! Хоть бы что ему!»
— Ничего. Как ты там?
— Нормально… Приезжай пораньше. Дело есть…
«Врешь ты, Стив! Дни последние считаешь».
— Не могу… Я, кажется, заболел…
— Скис? Испугался?
«Еще издевается, поганец!»
— Да нет… Озноб… температура высокая… Врач только что ушел. Отдохнуть советует… Хочу попросить у тебя отпуск дней на десять — пятнадцать…
— Ясно. Считай, что выпросил.
Услыхав короткие гудки, Мишка взъярился, заорал на всю комнату:
— Сука! Скотина! Ублюдок вонючий!
Схватил бутылку виски, стал пить, как пьют воду одуревшие от жажды.
Проснулся на ковре. Телефонная трубка еще доносила свои нудные прерывистые сигналы. Маленькая стрелка часов стояла на четырех. «До одиннадцати еще семь часов», — как ядовитая змея, промелькнула мысль.
«Надо что-то делать… Что-то делать… Нельзя сдаваться… Нельзя…»
Достал тетрадь из-под тумбочки. Раньше перечитывал имена вожделенно, сладострастно. Каждое вызывало в памяти похотливые воспоминания. А теперь, как заноза, свербил вопрос: кто из них?
Выписал на отдельную страницу девять имен. С каждой надо встретиться, каждой пожаловаться, что СПИД обнаружили в крови. Особенно с Ленкой. Эта пышнотелая блондинка — самая опасная… У нее и пальцы тонкие, как иглы. Прилипла пластырем… готова от всего отказаться, только бы сохранить духовную близость. «Духовную близость…» Самка толстозадая! Еще напросится в сиделки к больному СПИДом! А хороша она в постели, хороша… Искусница редкая… Нет, слаще всех была та юная богиня…
…Прозвучал далекий чудный голосок:
— Мама, ушли твои гости?
Тихонько, на цыпочках прокрался он по длинному коридору к приоткрытой двери… Ох, лучше не вспоминать. Небесное беломраморное творение, обнажив все свое очарование, раскинулось в небольшом овальном бассейне…
В голову ударила жаркая волна. Конвульсии нестерпимого желания сотрясли тело. Одежда рвалась, как бумажная… Девушка закричала… Она кричала и потом, когда он перевалился, упал на нее… Извивалась скользко, как угорь, била маленькими кулачками по его лицу… А он… а он никак не мог войти в нее, будто ноги срослись в русалочий хвост… Пришлось дважды окунуть нежную головку… Обмякла… Ноги на мгновение раздвинулись. Он… Она еще сопротивлялась, уже не так неистово и рьяно… Но сопротивлялась… А Мишка буйствовал, ревел от небывалых взрывов беспримерной радости и сумасшедшего экстаза… Такого с ним никогда не бывало…