– Я тоже. Возможно, Эдвину такое бы понравилось.
– Я живу более сорока лет и никогда не думал увидеть свободных англичан под нормандской пятой. – Шериф выглянул в слепое узкое оконце во дворе. – Святый Боже, как эти нормандцы себя держат! Какие у них слуги! Интересно, увидим ли мы Вулнота Годвинсона.
– Я говорил с мессиром из Руля, – сказал Торкель. – Он рассказал мне, что у Вулнота жена нормандка, и он живет на ее земле, но я надеюсь, что он приедет в Руан.
– Он уже никогда не увидит Англию, – Вальтеоф встал и умылся водой, которую принес Ульф. Оти достал из сундука его одежду, и он рад был скинуть походное платье.
Наступила тишина, и каждый знал, что всех их занимает одна мысль – когда они увидят снова свою землю?
Паж пригласил их к ужину, и когда они достигли огромной, завешанной знаменами залы, гостеприимство Вильгельма оказалось таким, что трудно было после этого считать себя пленниками. Весь зал был залит светом, столы протянулись на всю длину залы, свежий тростник на полу издавал сладкий аромат, и всюду были драгоценные сосуды, чаши и блюда, огромные соляные глыбы сияли желтым светом, соперничая с прекрасным голубым, зеленым и янтарным стеклом на столах, которое Вильгельм привез из Англии.
Архиепископу Стиганду и графам было приказано сесть за стол короля. Герцогиня и придворные дамы сами принимали гостей, и было очевидно, что они очарованы красивыми иностранцами.
Вальтеоф сидел в самом конце длинного стола с госпожой Монтгомери по одну руку и Хизелией, женой Малье де Гранвиля, по другую. Он отбросил угрюмое настроение, владевшее им раньше, и разговаривал с ними весьма учтиво, отвечая на их вопросы. Он рассказывал им о Лондоне, когда, взглянув через залу, увидел на другом конце герцогского стола девушку, которая молча сидела рядом с таким же молчаливым шерифом Линкольна.
Она была молода, не старше шестнадцати-семнадцати лет, и ее черные волосы сияли, как шелк, ниспадая двумя длинными косами ей на грудь. Она накинула зеленую шелковую мантию поверх белой туники, и зеленые ленты украшали ее косы. Она поймала его взгляд, и улыбка промелькнула в темных глазах, медленная улыбка, заявляющая о том, что, несмотря на свою молодость, она была женщиной.
Во время всего ужина он едва заметил, что он ел из тех пряных блюд, что ему предлагали. Он не мог оторвать от нее глаз. Темные шелковые волосы, глубокие карие глаза – все это было так не похоже на светловолосых женщин, которых он привык видеть дома. «Кто она?» – думал он. Она, должно быть, знатного происхождения, раз сидит за столом Вильгельма. И, наконец, потеряв нить разговора, он прервал рассказ леди об аббатстве в Фекаме, где они проводили Пасху, и спросил о девушке.
– Какая девица? А, это – леди Эдит, племянница герцога. Видите, там ее мать, леди Аделиза Шампаньская, она сидит рядом с графом Эдвином. Аделиза – родная сестра герцога, родилась от брака герцога Роберта и Херлевы Фалез-ской, – Хезилия лукаво улыбнулась. – Эдит – красивая девушка, не так ли?
– Очень, – ответил Вальтеоф и пролил вино, но ум его быстро перерабатывал полученные сведения. Ему хотелось знать больше, но он не смог задать ни одного вопроса из боязни выдать себя.
Однако леди Хезилия на все его вопросы ответила сразу; она была, как он для себя открыл, закоренелой сплетницей.
– Эдит была помолвлена со старшим сыном лорда Турин-Сингулеза, но он убит в вашей великой битве, так что теперь у герцога на ее счет новые планы. Она покорила многих рыцарей. – Она посмотрела на него с улыбкой. – Арнульф Фландерс делал ей предложение.
В этот момент ее внимание привлек Вальтер Гифаф, сидевший с другой стороны от нее, и Вальтеоф получил передышку для того, чтобы переварить все, что она ему рассказала, и он снова взглянул на девушку, которая так сильно занимала его мысли. Она говорила с графом Моркаром, но, вдруг, замолчав, взглянула в сторону Вальтеофа. Она приподняла бокал, улыбнулась ему своей медленной улыбкой и выпила вина. Ему показалось, или она действительно подняла этот бокал за него? Он взял свой бокал и намеренно поднял его, прежде чем выпить. Ее темные глаза остановились на его лице, и она почти сразу же отвернулась. И в тот момент, когда она смотрела на него, как будто огонь обжег его. Ему показалось, что он жил только для этого момента.
Пир продолжался, разговоры становились громче, играли менестрели, и шут Галлет заставлял всю компанию смеяться своим шуткам и кривлянью, но в чем-то это совершенно не походило на пиршество дома, в Англии. С одной стороны, пост ограничивал разнообразие блюд, впрочем, все равно обильных, а с другой, они открыли для себя, что нормандцы – любители выпить и вовсе не думают, что человек ест для того, чтобы насытиться, как считают, например, саксонцы. Сам Вильгельм показывал пример своей умеренностью, редко выпивая более чем одну чашу вина за каждым блюдом, и для Вальтеофа, которому представился случай напиться на дворцовом празднике, это казалось поведением трезвенника.
Наконец, столы были отодвинуты, и немного спустя герцогиня и другие дамы сели к огню, беседуя со своими гостями. Матильда подозвала Вальтеофа, так как его свободный французский давал возможность легко беседовать. Он старался не смотреть в сторону Эдит, стоявшую за стулом своей матери, но вдруг Матильда подвела его познакомиться к леди Аделизе. Так же, как и ее коронованный брат, она была высока и величава. «Властная женщина», – подумал он, и вежливо ответил на ее традиционное приветствие. Она чопорно и сдержанно представила свою дочь.
– Пойди, девочка, поздоровайся с графом Вальтеофом. Эдит подошла, и в каждом ее движении он видел грацию, зеленый шелк мягкими складками облегал ее тело, она застенчиво опустила глаза, и он поцеловал ей руку. В этот момент, держа ее руку в своей, чувствуя ее тепло, он, по легкому пожатию ее пальцев, окончательно осознал, что между ними существует некая связь. Неохотно он выпустил ее руку. Она подняла глаза и прямо посмотрела на него.
– Добро пожаловать, господин граф, – сказала она и снова улыбнулась своей медленной, таинственной улыбкой, и в этот момент он окончательно потерял голову. Даже Альфива, отдавшая ему свое тело, не возбуждала в нем таких желаний, какие подняла в его душе эта девушка одним взглядом ясных глазок, и он понял, что хочет получить ее в жены – ее, и никого другого.
Английские гости были приняты, как и предполагал Эдвин, с величайшим гостеприимством. Один день они должны были провести в Бомонд-ля-Роджер вместе с тамошним лордом и его сыновьями, а другой – в монастыре Бека, где Ансельм руководил школой, основанной Ланфранком, еще несколько дней – на соколиной охоте в обширных владениях Вальтера Гюиффара, забавные рассказы которого о ранних годах жизни Вильгельма открывали им его смелость и упорство, перед лицом опасности, которая могла бы устрашить любого другого.
Граф наслаждался этим гостеприимством, и даже Мэрлсвейн смягчился. Меньшие люди из их свиты смешались с другими, близкими им по положению, и Магнус Карлсон присоединился к темноволосому молодому человеку с тонким лицом и жестоким ртом. Звали его Ив де Таллебуа, и Ричард сообщил Вальтеофу, что у него сомнительная репутация и он известен тем, что забил своего пажа до смерти. «Два сапога – пара», – заметил на это Вальтеоф.
Для него же каждый день встречи с Эдит был прекрасным; он все больше и больше погружался в свою первую любовь, и для него самым главным сейчас было находиться рядом с ней.
Она всегда была в свите герцогини или со своей матерью, и хотя он часто перекидывался с ней словечком, это почти всегда было в обществе. Он был уверен в том, что она испытывает к нему какие-то чувства, так как всегда при входе в залу она первым делом искала его глазами.
Ночью, прежде чем заснуть, он думал о ней, о том, как хорошо было бы целовать ее уста, держать ее в своих объятьях. Боже, он жаждал эту девушку так, как ничего не желал раньше! Бодрствуя или во сне, он весь был наполнен этими грезами. Он подолгу разговаривал с ней в своих мечтах, но наяву случай все не представлялся, до тех пор, пока не наступила Пасха и весь двор не выехал в Фекам. Здесь находился герцогский дворец, расположенный перед монастырем, основанным герцогом Ричардом, а церковь аббатства считалась одним из самых прекрасных нормандских строений. Все жилища были переполнены, и он обнаружил, что ему и его спутникам отвели две маленькие комнатки на галерее. Он занял малую комнату и позвал к себе Торкеля, оставив Хакона, Ульфа и остальных бороться за два небольших тюфяка в крайней комнате.