После этих слов я заплакала, обхватив лицо ладошками. Вот почему-то я ненавидела свою мать и была уверена, что она меня выбросила из своей жизни, а она таким поступком меня спасла от смерти. Господи, как же я перед ней виновата. Ужас, какой. Теперь уже я не могла успокоиться. Душу разрывало на части. Так больно было, даже дышать было тяжело. Я не заметила, как оказалась в гостиной на диване, и к своей груди меня прижимал отец. Он держал мою руку в своей, и с интересом ее рассматривал. Я еще всхлипывала, но уже начала успокаиваться. Я помню, что Никита дал мне какое-то лекарство и теперь, возможно поэтому, мне стало легче.
— Лучиана, ты еще настаиваешь на тесте?
— Все равно настаиваю, мне не верится, а вдруг это просто совпадение.
— Но медальон.
— Ну да, медальон, а вдруг его с другой девочки сняли и мне надели, — от этого предположения Федерико снова рассмеялся. Видимо опять что-то для себя понял. Вот если бывает у человек шок, то у меня был шок в квадрате, нет в кубе. Я дочь итальянского художника. Я детдомовская девчонка, которая никому не была нужна. А Никита знает меня с детства, еще не легче. Ну конечно я-то его не помню. Маленькая была.
— А руку покажи, Лучик, у тебя там родимое пятно должно быть в виде сердечка. Большое пятно. Я помню. Мне в детстве казалось, что оно будто нарисовано, — я знала, о чем он, да на руке, почти подмышкой было у меня такое пятно, и я подняла руку.
— Никита, да, есть у меня такое пятно, — тут же добавила я, — и что с того?
— Тебе не кажется, что совпадений предостаточно, или ты скажешь, а вдруг с таким пятнами родимыми, девочек в детском доме было много.
— Ага, в точку попал.
— Никита, ну хочет ребенок ДНК сделать, я не против, — отозвался Федерико.
— А что вы любите рисовать? — поинтересовалась вдруг я.
— Лучик, можно ко мне на «ты», я твой отец, — тут же добавил наш гость.
— Хорошо, я попробую. Просто время нужно чтобы привыкнуть.
Федерико достал свой телефон и протянул мне, включив галерею.
— Листай вправо, дочка, — отозвался мой отец.
Я стала просматривать картины с выставки. Потрясающие. Были и пейзажи, и абстракция. Но все было очень красиво. Я буквально залипла в его телефоне, как маленькая. Картины были такие восхитительные. Отец ничего не говорил и не комментировал. Я кстати тоже, когда смотрели мои картины, ничего не говорила. Для человека искусства это волнительно. Оценка со стороны.
Потом я, наконец, решила взглянуть на отца… Никита, видимо, решил посуду помыть. Его не было, а потом я заметила, что он снова идет к нам с тарелкой фруктов.
— Желаете фруктов, семейство Боттичелли?
— Никита, очень смешно. Папа, давай его подушками закидаем.
Федерико улыбнулся, а я для себя решила, что даже если этот художник будет не моим отцом, я все равно буду с ним общаться.
— Лучик, прекрати, я ничего такого не сказал. Ну как тебе папины картины?
— Картины — чудо, как и сам папа. Не думала, что мой папа — итальянец. Кстати, я вообще про папу не думала никогда. Вот мама да, я даже ее представляла, а тебя нет. Но, оказывается, папа для ребенка — это так важно.
— Что, открытие для себя сделала? — усмехнулся Никита.