— Хорошо, — вновь обрываю его, не желаю ничего слышать.
Его слова не вызывают у меня доверие, ведь сказать слово, не значит исполнить его.
Мой взор мечется по подоконнику, и я замечаю лежащую перед Генрихом тонкую папку с документами. Становится интересно, осталась ли рамка с фотографиями в кабинете, или он взял ее с собой?
Поворачиваюсь к мужу лицом, встаю на носочки и кладу ладони ему на плечи, разворачивая его к себе. Генрих с легкостью поддается моему напору. Лицо его сосредоточено, он почти не дышит и неотрывно следит за моими руками. Осторожно поправляю и без того идеальный узел галстука, тяну вниз белоснежные уголки воротника и смахиваю с плеч невидимые пылинки.
Генрих стоит недвижно, руки его расслабленно висят вдоль тела, а лицо находится в нескольких сантиметрах от моего. Наверное, со стороны мы кажется идеальной влюбленной парой.
Чувствую неловкость и посылаю мужу нерешительную улыбку.
— Ди, что происходит? — его дыхание касается моей щеки, и по коже пробегает холодок.
— Ничего, Генри, — тихо произношу, — Я буду скучать.
— Я тоже, Ди, я тоже, — шепотом повторяет он.
Сейчас самое время уличить его во лжи. Найти во внутреннем кармане пиджака фотографию Наташи и ткнуть его в нее носом. Это будет моим триумфом. Скольжу ладонями вниз по черной ткани пиджака и ничего не обнаруживаю.
И с чего я решила, что он заберет фото с собой? Я не имею привычки лазить по вещам мужа, и он об этом знает. Возможно, я придаю слишком много значения какой-то фотографии, а может, действительно хотела подарить супругу прощальные объятие.
Становится стыдно за свою глупую догадку, и жаркая волна смущения окутывает меня с головы до ног. Опускаю глаза и делаю шаг назад, разворачиваясь к окну.
— Диана, если ты не хочешь развода, просто скажи, — тихо проговаривает Генрих, гипнотизируя меня взглядом.
После нескольких секунд нашего прощания ничего не меняется, Генрих по-прежнему лишен моего вотума доверия.
А после его заявления о титуле в мою голову вообще закрадываются нехорошие подозрения, не затеял ли он какую-нибудь свою игру, в результате которой вознамеривался присвоить себе все? И когда понял, что безропотно отдавать по праву свое я не желаю, решил пойти на попятную.
— Все в порядке, Генрих, ты сказал, я согласилась, — криво улыбаюсь.
Неужели он правда считает, что стоит ему поманить пальцем, и Диана Истербрук графиня Даор бросится к нему на шею с распростертыми объятиями?
— Боже, Диана, твоя аристократическая надменность меня убивает. Почему ты не можешь устроить истерику, как это сделала бы любая другая женщина на твоем месте! — восклицает Генрих и в сердцах хлопает ладонью по подоконнику. Я хлопаю ресницами и недовольно поджимаю губы.
— Милый мой, — нахожу в себе силы и посылаю мужу улыбку, полную превосходства, — Я не любая другая! Я твоя идеальная жена!
Внешне я невозмутима, а глубоко внутри сильно обескуражена. Его претензия задевает меня за живое. Я выше ругани и истерик. В лицее нам говорили, что муж всегда прав, жена должна быть ему опорой и во всем помогать, а не перечить! Меня не учили ругаться, и я этого просто не умею! Банально не знаю, с чего следует начинать и какой тактики придерживаться.
И еще в моей голове не укладывается, что Генрих умудрился найти во мне изъян! Но вот парадокс, он недоволен тем, что у меня нет изъянов!
— Знаешь, Ди, я не отказался бы от обычной жены, — медленно проговаривает он.
— Не переживай, Генрих, у тебя очень скоро появится возможность обзавестись неидеальной женой, — ядовито выплевываю я.
— Хорошего дня, Диана, я пошел собирать вещи, — он уходит, а я остаюсь наедине с общипанными цветами и настежь распахнутым окном.
Вулкан эмоций вспыхивает во мне с новой силой. Я недвижно стою у окна и жду, когда Генрих выйдет на улицу с чемоданом в руках, сядет в свою служебную машину и укатит прочь из моей жизни.
Только его автомобиль исчезает за углом, как я опрометью бросаюсь к мужу в кабинет, подлетаю к массивному деревянному столу и резко дергаю за все подряд ручки выдвижных ящиков. В верхнем ящике хранятся писчие принадлежности, второй закрыт на замок, а в третьем оказывается большая квадратная коробочка.
Хватаюсь за нее, раскрываю и ахаю — на черном бархате лежит колье из розовых бриллиантов и нахально подмигивает мне блеском драгоценных камней.
Я оседаю в кожаное кресло и задумчиво рассматриваю украшение. Зачем Генрих выкупил его? Для кого он его приобрел? Для меня или… Наташи? Если для меня, то почему не отдал в качестве прощального подарка? Зачем вообще нужные подобные прощальные подарки? А если для Наташи, то как он мог?